Нянь, или Мужчину вызывали? - Холли Петерсон

Что он имел в виду, что мне позволительно было немножко им увлечься? Или что мы вполне могли потанцевать? Нет, это ерунда. Я знала, что он не просто о танцах, но, может, он имел в виду, что между нами что-то происходит и это нормально?

— Наклонись немного вперед, — скомандовал он и начал массировать мне спину рублеными ударами, словно я была борцом на ринге. — Все почти закончилось. В среду в десять программа выйдет в эфир. Еще три дня, и мы можем начинать праздновать. — И он глубоко вдавил большие пальцы в напряженные мышцы у меня на спине. Я была слишком напугана, чтобы полностью расслабиться, и слишком нервничала насчет сюжета, так что спина моя сразу нервно напряглась. Но он не остановился. Я медленно начала поддаваться напору его умелых рук. Неудивительно, что стриженая девушка так переживала.

Всю ночь я пыталась понять, почему он не сказал ни слова о том, что уже два месяца как получил все необходимые средства. Почему на танцплощадке он вдруг так сильно и откровенно проявил свой интерес. Может, все это — влияние момента, может, это временное головокружение? Или он давно прятал свои чувства, так же как и я? Обе возможности одинаково пугали меня.

Я почувствовала, как его сильные пальцы прощупывают мои лопатки.

Зазвонил телефон.

Я подскочила и сняла трубку. Звонила моя мать.

— Привет, мама. — Я постаралась сосредоточиться на ней, а не на руках Питера, все еще касающихся меня.

А потом случилось кое-что неприятное — Филип. Он вошел на кухню в халате и застыл в дверях, потрясенно уставившись на меня. Я заставила себя не обращать внимания на откровенное поведение Питера и на все те мысли, которые, как я знала, возникли в голове моего мужа.

— Мам, подожди, я возьму трубку в другой комнате.

К несчастью, мой муж игнорировать поведение Питера не собирался.

— Молодой человек, можно вас на пару слов?

О господи.

Питер подмигнул мне. Как он мог? С чего он решил, что это вообще смешно?

— Мам, извини, я тебе перезвоню.

Филип взял меня за плечи и развернул к двери.

— Нет, лучше поговори с ней сейчас. — Он посмотрел на меня взглядом раздраженного директора школы.

Муж и нянь сошлись лицом к лицу. Такое я не могла пропустить.

— Погоди минутку.

Я отложила трубку, надеясь, что муж поговорит с Питером прямо сейчас, а не вызовет его на мужской разговор у себя в кабинете. Кинет что-нибудь небрежное типа: «Не стоит заниматься массажем, сынок». Ага, как же. Он жестом направил Питера по коридору к себе в кабинет, словно командующий войсками генерал.

К счастью, из коридора мне все было слышно.

— Что это было такое, молодой человек?

— Что, сэр?

— Вы знаете, о чем я.

Наверное, решила я, сейчас он грозит Питеру пальцем.

— Не стоит вести себя здесь как бродяга-лыжник, будто вокруг вас вечно дымок курится.

— Интересный образ, но я не курю и никогда не курил.

Тут Филип закрыл дверь в кабинет, и мне уже ничего не было слышно. Черт. Я побежала к себе и взяла трубку; сердце у меня отчаянно колотилось.

— Твой отец тоже снял трубку.

— Привет, папа.

— Ты тяжело дышишь.

— Да просто… на кухне… мы тут поспорили…

Как Питер отреагирует на то, что Филип отругает его, как ребенка? Как он отругал меня?

— Голос у тебя не очень счастливый.

— У меня сейчас сложный период. Но я его почти пережила.

— Но все будет хорошо с конгрессменом и со всей этой историей, да?

Как я ни пыталась сдержаться, глаза мои наполнились слезами; мне никогда не удавалось скрыть свои тревоги от родителей.

— Ох, детка. — Отец обычно таял, когда я плакала. — Я знаю, когда моей девочке тяжело.

Плотина прорвалась, и я снова попыталась сдержать слезы.

— Подыши глубже, успокойся. Где твой муж?

— В кабинете. — Я вытащила бумажный платок из коробки и высморкалась.

— Может, позовешь его, пусть он тебя утешит?

— Он занят, ему надо няня отшлепать.

— Что?

— Это неинтересно.

— Все дело в стрессе на работе, и от детей, и всех бытовых проблем, с которыми тебе приходится иметь дело. После того, когда выйдет сюжет, возьми себе маленький отпуск. Вы с матерью можете поехать в ту гостиницу в Альбукерке, которая нам так нравится. Как она называется, дорогая? «Пуэбло…»

— «Пуэбло кассито», дорогой. Это гостиница для среднего класса, ей туда не захочется.

— Мама!

— Конечно, захочется! Я оплачу расходы. Тебе нужен отпуск.

— Папа…

— А потом попрошу Филипа тебя забрать.

Я подумала о повестке в суд. О том, что пижама у него всегда должна быть отглажена. Я подумала о том, как он терся о мое бедро. О том, что он хотел избавиться от присутствия в доме моего Питера.

— Нет, этого не будет.

— Что это значит? — спросил отец.

— Папа, мама, я не знаю, что это значит. Я просто не в силах ничего обсуждать до среды. Пожалуйста, не заставляйте меня переживать еще больше. Мне пора. Я вас люблю. — Я повесила трубку.

Высморкавшись, я пошла обратно на кухню, вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Как ни странно, Питер уже снова сидел за столом, и по его лицу не было заметно, что совсем недавно разразилась Третья мировая война.

— Питер, я выигрываю у Дилана, я выигрываю! — завопила Грейси. Они играли в шашки. — У меня уже три дамки, а у Дилана только одна!

— Что папа сказал Питеру? — спросил меня Дилан.

— Ничего, — ответил Питер.

— Нет, сказал. Он злился.

«А что он сказал?» — беззвучно прошептала я Питеру, но он отмахнулся, словно ему было наплевать на то, что там наговорил Филип.

— А я все равно обыгрываю Дилана, — сказала Грейси.

— Эй, так нечестно! Она первая ходила, поэтому она выигрывает. — Дилан мгновенно отвлекся, как любой девятилетпий мальчишка, скрестил руки на груди и наклонился, стараясь скрыть выступившие на глазах слезы.

— Эй, — прошептал Питер Дилану, — что я тебе всегда говорил? Не будь сосунком только потому, что проигрываешь! Это не круто.

Дилаи стукнул Питера по лицу еще одной подушкой.

— Сам ты сосунок.

— Отлично, хороший ход. Если тебя назовут сосунком, отбивайся.

Они начали драться прямо на кушетке, возле восьми стаканов с апельсиновым соком и водой, стоявших в опасной близости от них на столе.