Подонок. Я тебе объявляю войну! - Елена Алексеевна Шолохова

За ней следом семенит Алла и приговаривает:

— Яночка, ты как? Сильно больно?

Янка в ответ только подвывает. Потом замечает меня и вскидывается:

— Ненавижу тебя! Ненавижу!

Хватает свою сумку и выбегает прочь вместе с Аллой.

— Ну, я тоже пойду, — говорит Сонька. — Ты только не говори им, что я тебя предупредила, ладно? А то она и так на меня обиделась из-за того, что я не пошла с ними Шваб… эту твою бить…

Я остаюсь в раздевалке один.

Зайти в душевую не решаюсь — вдруг Гордеева там голая. И уйти не могу — не знаю же, успели они ей что-нибудь сделать или нет?

Стою рядом с дверью, подпирая спиной стенку, и прислушиваюсь. Вода вроде стихла. Сердце в груди прыгает как подорванное.

— Эй! Ты там в порядке? Помощь нужна?

Гордеева не отвечает, а спустя несколько секунд выходит сама, завернутая в полотенце. Бросает на меня злющий взгляд и яростно шипит:

— Подружке иди своей помоги. А ко мне больше не приближайся! Никогда! Ясно?

— Что у вас произошло?

— У нее и спроси! И вообще, Смолин, ты дверью не ошибся?

Я смотрю ей в спину, пока она идет к кабинке, и сдвинуться с места не могу, точно прирос. Жадно пожираю глазами ее плечи, по которым струятся с волос капли воды, острые лопатки над кромкой белого полотенца, голые ноги. Оторваться не могу, как еще следом не тянусь за ней.

Рывком распахнув шкафчик, Гордеева снова поворачивается ко мне.

— Ты оглох? — повышает она голос и раздельно чеканит. — Пошел! Вон! Отсюда!

Ее слова как-то вмиг отрезвляют.

— Да пошла ты сама, — бросаю в ответ и ухожу.

Ну и конечно, ни на какую математику не иду. Срываюсь домой, даже про Соньку забываю. Уже вечером узнаю от нее, как и что было.

— Утром, помнишь, я увидела Янку в окно? Спустилась к ней. А она такая: «А где Стас?». Я без задней мысли сказала, что ты в коворкинге. Она сразу же туда подорвалась. Поговорить с тобой хотела. Убежала вперед меня… Я следом подхожу, смотрю — она стоит там на пороге, как вкопанная, но внутрь не заходит. Потом захлопнула дверь и умчалась. Я опять за ней… Между прочим, Янка сильно плакала. И сказала, что ты там с Гордеевой обнимался-целовался. А это правда?

Я ей даже ничего не отвечаю. Не дождавшись, Сонька рассказывает дальше:

— А на физре Янка позвала нас с Аллой разобраться с Гордеевой. Когда она будет в душе. Я не пошла… из-за тебя. Между прочим, Янка на меня обиделась…

— Я помню.

— А ты даже мне спасибо не сказал… — надувает губы Сонька. — Я же для тебя старалась… предупредила… вот.

— Спасибо, Соня, молодец, хорошая девочка, — ерничаю я. Со злости, конечно. На себя, на Гордееву, на то, что мне так хреново, что не знаю, куда себя деть.

Сонька тотчас обиженно сникает.

— Ладно, прости. Ты все правильно сделала. А что там случилось-то?

Сонька еще дуется, но, вижу, рассказать ей все же не терпится. В конце концов она сдается:

— Короче, слушай. Алка с Янкой зашли в душ, пока эта там намывалась… Хотели побить ее, но Гордеева какая-то бешеная оказалась… Янка успела только раз пинок ей отвесить. Эта обернулась, сдернула лейку, врубила горячую воду во весь напор и прямо Янке в лицо. Представляешь? А дальше ты и сам видел…

Помявшись, она спрашивает:

— Стас, так это правда, что вы с ней целовались?

Если бы…

— Сонь, иди спать, — выпроваживаю я ее.

55. Стас

В Новосиб я лечу один. Отдельно от всех. Почти на сутки раньше. Не специально, просто, когда брал билеты, на их рейс мест не осталось.

Так что я уже здесь, а у них самолет в ночь на среду. «Повезло» им. Считай, с корабля на бал, потому что в девять утра начнется олимпиада. Зато не скучно. А мне целый день себя чем-то занимать придется.

Еду на такси из Толмачево через весь город. Пункт назначения: отель «Маринс». Там для всех участников забронировали номера.

С виду это монументальная коробка совдеповского образца. Но внутри оказывается всё не так уныло, как снаружи. Отец предлагал что-нибудь солидное, пятизвездочное. Я отказался, конечно же. Я же не ради интерьеров сюда ехал. Правда шанс, что мы будем жить с Гордеевой по соседству, да или хотя бы на одном этаже, крайне мал. Но хоть на завтраке или ужине, может, пересечемся.

Только зачем мне это надо — я и сам не знаю. Только нервы себе мотать. После вчерашней стычки с Гордеевой мы, по ходу, с ней даже здороваться больше не будем. Я, конечно, себе говорю: да и пофиг, пошла она. Однако можно хоть сто раз это повторить, но это не поможет, я уже увяз с концами. Это факт.

Заселяют меня в люкс на двадцать третьем этаже. Номер так себе, но вид из окна впечатляет. Особенно пока не рассвело. Но не будешь же торчать у окна бесконечно.

Промаявшись до восьми утра, спускаюсь на второй этаж, в ресторан, дегустировать местный завтрак. Он, к слову, оказывается очень даже неплох. Единственный минус — народу как на митинге. Зал большой, а все равно толкотня. Зато посреди зала белый рояль, на котором девушка играет сначала Брамса, затем Шопена, а потом я уже ушел.

После завтрака иду бродить по городу. Без всякой цели, тупо время скоротать. Не в номере же сидеть. Заодно, решил, прогуляюсь до двести второй школы, где завтра и будет олимпиада. Если верить гугл карте, это чуть больше трех километров.

Погода в Новосибе такая же, как у нас. Местами — снег, местами — слякоть. И уже у самой школы меня с ног до головы окатывает какой-то урод на внедорожнике. Сука. Пожелав ему заглохнуть, захожу в школу почиститься.

Там тихо и пустынно, урок как раз идет. Охранник сначала меня тормозит, но за небольшое вознаграждение пропускает в уборную. Слава богу, здесь есть бумажные полотенца. Худо-бедно очищаю брюки и куртку. Выхожу в коридор, но вместо того, чтобы сразу уйти, поднимаюсь на два этажа выше. Просто осмотреться.

Отец с кем-то накануне связывался, узнавал, как, где и что будет проходить. Сказал потом, что завтра для нас закроют весь верхний этаж. Еще сообщил, что с первым местом потом возьмут в любой математический вуз, даже париться с ЕГЭ не надо будет. Правда, этот момент для него не критичен. Ему чрезвычайно важен сам факт победы. Чтоб было