Ты и Я переписаны - Чип Понс

больнице в ближайшее время, я думаю, что нахожусь на грани полного

панической атаки. Я облажался.

Я чувствую тошноту в животе. Почему я не отнесся к этому серьезно?

Неужели я настолько горд, что презрел мысли о том, что мой отец может

оказаться в больнице? Я знаю, какой он человек он есть— ну, был — и ничего

не изменилось, но в глубине души я знаю, что испытываю к нему подобие

любви. Я отчаянно нуждался в его любви и внимании в течение многих лет.

Даже после того, как я вычеркнул его из своей жизни, он был главным в

каждом моем решении в попытке не быть похожим на него. Я люблю его

почти так же сильно, как хочу, чтобы он любил меня.

Я повторяю слова Энн в своей голове. Его доставили по воздуху примерно за

тридцать минут до того, как вы приехали. Тридцать минут. Разве то, что вы

приехали на тридцать минут раньше, что-то изменило бы? Кто знает? Он бы, по крайней мере, знал, что я там, но было ли ему до этого дело? Конечно, было бы.

—Мы уже за углом, — голос Грэма вернул меня к реальности. Выглянув в

окно, я вижу вход в больницу. Он заезжает на подъездную дорожку, но я не

могу больше ждать больше. Я с силой открываю дверь, даже не заботясь о

том, что Грэм все еще за рулем, и выбегаю наружу.

—Уилл, о Боже! — кричит он мне вслед, но я уже бегу изо всех сил к входу в

больницу. Я недооценил, как далеко мы еще находимся, и жжение в легких

угрожало замедлить мой бег.

Давай, Уилл... Двигайся!

Мое тело движется на одном только адреналине. И страха. Потому что мне

нужно увидеть его. После всех этих впустую потраченных лет, времени, в

течение которого я мог бы изо всех сил пытаться все исправить, стать или

быть лучше, или оказать ему необходимую помощь, особенно с возрастом. Я

выбрал, чтобы его не было в моей жизни, и сейчас я готов отдать почти все, чтобы увидеть его. Почти у цели.

Я вваливаюсь в больницу, мое дыхание прерывистое, а пот покрывает

каждый сантиметр моей кожи. —Я здесь... я здесь, чтобы увидеть... Ско...

моего отца, Скотта Рассела—. Я едва могу выговорить эти слова. Мой живот

мышцы сводит судорогой, я перегибаюсь через стойку регистрации, тревожа

бедную медсестру. —Какая палата? Пожалуйста, просто скажите мне в какой

он палате? — умоляю я со слезами, текущими по лицу.

Мужчина передо мной набирает текст на своем компьютере.

—Ваш отец находится в палате 423. Поднимитесь на лифте налево на

четвертый этаж, и это будет прямой путь, —сообщает он мне, его голос

наполнен состраданием. Я кричу спасибо через плечо, когда я уже

наполовину бегу, наполовину хромаю к лифту.

Все вокруг меня движется как в замедленной съемке - скорость лифта, бесконечные секунды, которые уходят на то, чтобы двери открылись, время, необходимое для того, чтобы подняться на четыре этажа. Я чувствую, как

сердце вырывается из груди.

Этаж 2. Во рту пересохло, и мне очень трудно дышать. Я не могу вспомнить

ни одного момента в своей жизни, когда мне было так страшно.

Этаж 3. Мне нужно, чтобы с ним все было в порядке, чтобы я мог накричать

на него за то, что он пропустил так много моментов моей жизни. За то, что не

был отцом, которого я заслуживал. Мне нужно, чтобы он знал, как мне было

больно, когда его не было рядом. Как отчаянно я хотел, чтобы он был. Мне

нужно, чтобы он знал, что я люблю его.

Этаж 4. Двери лифта открываются, и я бегу вперед, глядя на ближайший

указатель, чтобы понять, как далеко мне еще идти. Еще несколько комнат.

Всплеск адреналина на котором я бежал, исчез, наполнив мое тело холодной

пустотой, которая пробирает до костей с каждым шагом. Глядя в коридор, я

вижу размытое движения медицинского персонала за работой, их движения

быстры и торопливые, их срочность зовет меня вперед.

417, 419, 421... Я почти у цели. 423. В зале на мгновение затихает, а затем

длинный, пронзительный тон - тот самый, который вы слышите во всех

фильмах, пробивается сквозь пустоту. В этот момент я понимаю.

Его больше нет. Я знаю, не зная. Единственное, что я слышу, это звук, который заменил сердцебиение моего отца и я остаюсь стоять в дверном

проеме, не в силах заглянуть в комнату.

—Я его сын, — шепчу я, не уверенный, что кто-то вообще меня слышит. —Я

сказал, что я его сын, — на этот раз мой голос звучит громче. Ничего. Ты

должен посмотреть вверх. Посмотри вверх, Уилл. Ты должен.

Так я и делаю. И тут же пожалел, что не сделал этого.

Исчез мускулистый мужчина, который служил своей стране все эти годы

много лет назад, а вместо него - незнакомец, который выглядит смутно

знакомым, но совершенно неузнаваемым. Его лицо исхудалое, тело раздутое, почти карикатурное. Его кожа, некогда загорелая и полная жизни, приобрела

желтый оттенок - признак того, что у него отказала печень, как уже говорила

Энн. Все трубки, известные человеку, торчат из него, точно живая подушечка

для булавок, остатки сил врачей, которые сделали все возможное, чтобы

спасти его. При виде его в таком состоянии желчь заполняет мое горло, жжение стерильной среды заполняющий мои ноздри, заставляет комнату

кружиться.

Я падаю на колени, рыдания разрывают мою грудь, угрожая разорвать меня

пополам, а кулаки врезаются в землю.

—Я его сын, — кричу я, не в силах больше сдерживаться.

—Я его сын—. Комната становится черной, звук кардиомонитора погружает

меня в забытье.

Папа, я здесь... Я здесь, папа. Прости, что опоздал, но я здесь.

___________________

—Мистер Коуэн? Вы меня слышите? — Невнятный голос пробивается сквозь

звон в ушах. Открыты ли мои глаза? Мне кажется, что глаза открыты, но я

ничего не вижу. —Мистер Коуэн, не могли бы вы открыть мне глаза? —Это

все объясняет.

Открыв глаза, я смотрю на лица нескольких обеспокоенных врачей и

медсестер, их выражения слегка меняется, как только я прихожу в себя. Я

понимаю, что все еще лежу на полу прохлада плитки заставляет меня

дрожать.

—Давайте... давайте поднимем вас на этот стул—. Я не мог пробыл в

отключке не более нескольких