Невидимый муж - Анна Снегова

Задорная мальчишеская улыбка на лице Бьёрна продолжает творить со мной что-то странное.

Я ещё никогда не чувствовала подобного рядом с мужчиной.

Мне становится физически трудно стоять на расстоянии даже шага. Я хочу опять к нему в руки! Я хочу, чтоб перестал болтать и снова поцеловал. Я хочу прижаться всем телом, спрятаться у него на груди, и забыть обо всём. Я хочу…

Я его хочу.

Осознание этого простого факта прошивает меня, будто молнией.

Раньше я так стеснялась, боялась даже смотреть в его сторону… наверное, потому, что мужчин привыкла воспринимать прежде всего, как угрозу. И даже когда поняла, что Бьёрн – последний мужчина на свете, который мог бы причинить мне вред, всё равно вся сжималась от смущения радом с ним, боясь своих чувств. Наверное, потому, что отчаянно переживала, что он-то ко мне ничего подобного не испытывает. Боялась открыться и довериться собственным эмоциям.

Но вот сейчас…

Слишком сильно меня поразил тем, что добровольно надел браслет.

Слишком тронула меня его ревность.

Слишком горячо целовал.

Как будто растаяла та ледяная оболочка, которой было покрыто моё тело раньше. И теперь… мне очень горячо.

Я его хочу.

И как назло, мой муж наконец-то рядом. Такой большой, красивый, любимый… и вкусно пахнущий. Хоть сама на шею вешайся. Но разве это прилично?! И вот что теперь делать? Моя дурацкая стыдливость ни за что не позволит выразить словами, что именно мне нужно.

- А… на сколько хватит действия зелья? – спрашиваю между делом, а сама чуть-чуть, незаметно придвигаюсь ближе.

Кажется, начинаю понимать, что такое ревность, потому что руки, которые я хотела на себе, гладят почему-то невидимого кота. Клык самым издевательским образом мурчит. Я бы, наверное, тоже мурлыкала.

- Понятия не имею! Ни разу не пробовал такой чепухой заниматься, как поить зельем невидимости снежного барса. Вот и проэкспериментируем заодно.

Украдкой становлюсь совсем-совсем близко, касаясь плечом его рукава, и начинаю тоже поглаживать кота. Ныряю ладонями в невидимую шерсть, пропускаю меж пальцев, наслаждаюсь пушистой мягкостью плотного подшёрстка... Мурлыкание становится в два раза громче.

- Ну, ладно. Хватит болтовни. А теперь давай-ка, Фиолин! Собирайся. Мы уходим.

- Прямо сейчас?..

Это ужасно глупо. Но я чувствую сильнейшее разочарование. Уходить в ночной холод и неизвестность из этого тёплого уединения, которым я не успела даже толком насладиться, кажется мне чем-то невыносимым. Но умом я понимаю, что Бьёрн прав. Никогда не знаешь, что выкинет королева. Мы на вражеской территории, а ему вообще опасно здесь находиться…

И всё-таки.

Вздыхаю украдкой и делаю снова шаг в сторону, невыносимо увеличивая расстояние между нами.

Синий взгляд неотступно следит за моими перемещениями по комнате. Когда я принимаюсь ходить туда-сюда и вспоминать, где что валяется. В голове туман и требуется ужасно много усилий, чтобы сосредоточиться. Как на зло моё тело разморённое и мягкое после ванны, слушается с трудом, и мне кажется, тоже сопротивляется всеми силами тому, чтоб его вытаскивали из тёплой спальни на ночной мороз.

Пунцовея щеками, понимаю, что с намного большим удовольствием залезла бы лучше под одеяло.

Тем более, что я так и не успела испробовать, что за странные постели такие, будто снегом присыпанные, у асов.

Новая порция подавленных вздохов отправляется во Вселенную.

Самое неприятное то, что по мере того, как я разыскиваю то одну, то другую вещь и собираю с пола уроненную одежду, мой разум подкидывает мне всё новые и новые причины остаться. Каждая из них заставляет меня расстраиваться ещё больше. Но я изо всех сил пытаюсь не подавать виду. Я же послушная жена! Из наставлений бабули Лоримель я твёрдо усвоила, что все свои недовольства женщина должна держать при себе. Мужчины такого не любят. Он велел – я должна слушаться. А я твёрдо намерена стать для Бьёрна идеальной женой! Чтобы он захотел, чтоб я осталась с ним насовсем – а то вдруг я что-то не то поняла, прямо же не было сказано, кто я ему теперь. И поэтому никаких…

Бьёрн подходит сзади так неожиданно, что я застываю с платьем в руках. Обнимает меня обеими руками и кладёт голову на плечо.

- Рассказывай. Что такое?

- Всё нормально! – говорю поспешно. Но такой ответ его почему-то не удовлетворяет.

- Врушка ты. Признавайся давай!

Горячая ладонь гладит мой живот через тонкую сорочку. И я понимаю, что окончательно попала в плен. Такому настырному сопротивляться бесполезно. Всё равно выудит правду.

- Я боюсь, что ты обидишься, если я скажу.

Бьёрн фыркает мне в ухо.

- Мне уже страшно, что ж ты там такого в своей голове напридумывала!

Я получаю щипок за мягкое место и сдавленно ойкаю от неожиданности. Но куда-то вырываться больше не хочется. В его руках мне тепло и безумно хорошо. Так что пусть бы допрос продолжался подольше, я не против.

- Ну… только обещай, что правда не будешь сердиться! Во-первых, мне захотелось попрощаться.

Держащие меня руки напрягаются. В голосе сквозит напряжение, когда после секундной заминки Бьёрн отвечает:

- Мне прям даже интересно, что же тогда «во-вторых», если такое «во-первых». А давай-ка ты лучше Псине записку напишешь? А ещё лучше, я сам напишу.

- Не надо! – в ужасе восклицаю я, слыша в голосе Бьёрна кровожадные нотки. Уж он напишет!

- Как скажешь. Я бы и правда лучше ему лично зубы пересчитал за такие светлые идеи в отношении моей жены. На бумаге выражать свою горячую благодарность как-то не то будет.

- Бьёрн!! - укоризненно повторяю я.

Вместо ответа нимало не пристыженный муж куснул меня за ухо.

- Так что там во-вторых? Я не отстану, пока не скажешь.

Я вздохнула. Этот и правда не отстанет! Но я уже поняла, чем чреваты недомолвки. Поэтому решаю сказать, как есть – пусть и переживаю, чем обернётся этот разговор по душам. Бьёрн, кажется, твёрдо вознамерился влезть мне в голову и узнать, что происходит там на самом деле.

- Хорошо, хорошо, скажу! Вот же пристал, как репей… Но предупреждаю сразу, это глупости и пожалуйста, не думай об этом! Я с тобой согласна, что надо уходить немедленно. Просто… если честно, у меня мелькнула мысль, что кроме моей бабки, кажется, никто больше не знает всю правду о моих родителях. Отец уже умер, это я поняла. Он был её единственным сыном. Но мама… она совершенно точно её знала! И ужасно