Ветер разлуки - Соня Мармен

– Вольтер? И дядя позволяет тебе это читать?

Изабель со смешком открыла книгу на странице, заложенной синеватым пером сойки.

– Ему необязательно знать, что у меня есть эта книга, Мадо! Мне ее дала на время… сестра Клотильда.

– Что? Сестра Клотильда?

– Конечно, я пошутила! На самом деле я получила ее от Жанны. Она не захотела дать поносить свое жемчужное ожерелье сестре Элизе, и та в отместку рассказала матери, что видела у нее эту книгу. Жанна испугалась, что мать может обыскать комнату, и решила, что книга будет в большей безопасности у меня. Ты только послушай! В этой части король Карл VII приходит в спальню к своей прекрасной Агнессе Сорель:

«О юноши, способные любить,

Поймите вы и сами, без сомненья,

Как наш король сгорал от нетерпенья!

На пряди ровные кудрей

Уж пролит дивно пахнущий елей.

Он входит, с девой он ложится рядом;

О миг, чудесным отданный усладам!

Сердца их бьются, то любовь, то стыд

Агнессин лоб и жжет и леденит.

Проходит стыд, любовь же пребывает.

Ее любовник нежный обнимает.

Его глаза, что страсть восторгом жжет,

Не оторвутся от ее красот.

В чьем сердце не проснулася бы нега?»[79]

– Иза! И ты осмеливаешься такое читать? Мсье де Понбриан говорит, что Вольтер – безнравственный человек и, в довершение всего, атеист!

– Ну и что с того? Слушай дальше:

Под шеей стройною, белее снега,

Две белых груди, круглы и полны,

Колышутся, Амуром созданы;

Увенчивают их две розы милых.

Сосцы-цветы, что отдохнуть не в силах,

Зовете руку вы, чтоб вас ласкать,

Взор – видеть вас, и рот – вас целовать.

Мадлен вскрикнула от ужаса и изумления, прикрыла рот ладошкой, и глаза у нее стали круглые, как экю. Изабель только лукаво улыбнулась и снова вернулась к чтению фривольного произведения:

Моим читателям служить готовый,

Их жадным взглядам я бы показал

Нагого тела трепетный овал, —

Но дух благопристойности суровый

Кисть слишком смелую мою сдержал.

Все прелесть в ней и все благоуханье.

Восторг, Агнессы пронизавший кровь,

Дает ей новое очарованье,

Живит ее; сильней румян любовь,

И нега красит нежное созданье.

– Маленькая плутовка! Я и не думала, что ты такая распущенная, Изабель Лакруа!

– Прекрасные стихи, ты не находишь? Ну, признайся, они будят в душе что-то такое… Может, Вольтер и безбожник, но то, что он бездушен, – нет, неправда! Поверь, Мадо, так писать может только тот, кто знает, как это – любить! И знает, что такое страсть…

– Но эта книга наверняка запрещена Церковью! Если твоя матушка найдет ее у тебя…

– Но ты же не расскажешь ей, моя милая кузина Мадо? Ты же так со мной не поступишь, верно?

Мадлен с улыбкой посмотрела на девушку. Признаться, когда Изабель читала ей эти дерзкие строки, она ощутила приятное волнение. Она очень скучала по Жюльену. С начала осады они виделись всего три раза – возле монастыря урсулинок, на опушке леса. Объятия их были короткими, но сознание того, что их могут застать в любую минуту, только увеличивало возбуждение. При воспоминании об этих встречах и удовольствии, которое они подарили, молодая женщина покраснела, что не укрылось от проницательных глаз Изабель.

– Вижу, стихи заставили тебя вспомнить о чем-то не совсем приличном и… очень приятном! Расскажешь?

Мадлен поджала губы, притворяясь обиженной, потом засмеялась и легла на кровать рядом с Изабель. Какое-то время обе молчали, увлеченные потаенными мыслями.

– Мадо?

– Что?

– На что это похоже, ну… с мужчиной?

В комнате повисло неловкое молчание.

– Мадо!

– Изабель, разве позволено благовоспитанным девицам, таким, как ты, об этом спрашивать?

– Просто… я хочу знать. Скажи мне, ну пожалуйста!

– Я не могу разговаривать с тобой о таких вещах! О таком вообще никому не рассказывают. И в особенности – девушкам твоих лет. Прошу тебя, Иза, поговорим о другом.

Изабель перевернулась на живот и подперла подбородок ладошкой. Она не сводила с Мадлен лукавого взгляда и едва заметно улыбалась.

– Не притворяйся святой недотрогой! Ты всего на два года старше меня и в моем возрасте уже была обручена. И потом, если ты мне не расскажешь, кто тогда? Мать лучше отправится прямиком в ад, чем затронет в разговоре со мной эту тему. С отцом я об этом не заговорю, с кормилицей тоже. Мне уже двадцать, Мадо! Может, скоро меня отдадут замуж, а я вообще ничего про это не знаю!

– Об этом не может быть и речи! – оборвала ее Мадлен, и тут же ей в голову пришла тревожная мысль, которую она поспешила озвучить: – Скажи, твой де Мелуаз тебя… он к тебе прикасался?

Изабель мечтательно улыбнулась. Мадлен заволновалась еще сильнее.

– Изабель, вы ведь ничего… безнравственного… не делали?

– Безнравственного? Он поцеловал меня. Разве это безнравственно?

Мадлен на мгновение задумалась.

– Пожалуй, нет. Если, конечно, это был целомудренный поцелуй.

– А какой поцелуй – целомудренный?

– Ну, когда ваши мысли и ваши руки…

– Что касается рук, Мадо, могу тебя заверить: они не делали ничего дурного! – соврала Изабель и почувствовала, как кровь приливает к щекам. – Мои мысли – другое дело… Наверное, придется сходить на исповедь!

Они обе посмеялись над ее шуткой.

– Знаешь, Мадо, что мне хотелось бы знать? Так ли прекрасна любовь, как ее описывает Вольтер? Чувства заставляют наше сердце биться чаще, но страсть, поцелуи – это другое… Когда Николя смотрит на меня своими черными глазами, у меня подгибаются колени и я забываю про все на свете! Мадо, дорогая, ну пожалуйста, расскажи!

Мадлен легла на бок и какое-то время задумчиво смотрела на кузину. Потом она улыбнулась, отвела от лица Изабель непослушную прядку волос и уложила ее за ушко.

– Когда ты с мужчиной в первый раз, то все происходит… хуже, чем представлялось.

Трепеща от волнения, Изабель ждала продолжения.

– Я думаю, что мужчинам нужно совсем другое, чем нам.

– Не понимаю…

– Я не такой уж знаток в этой области, Иза. Но я бы сказала, что они спешат любить на языке тела, а мы, женщины, любим словами, которые идут от сердца.