Никто, кроме нас - Яна Дин

Бри с грохотом поставила стакан с газировкой на столик, и посмотрела на Габриэля.

– То, что ты трахнул меня, Габриэль Гранте Сантис, еще не дает тебе права на мою личную жизнь, – твердо заявила она, – Не хочешь быть со мной, дай это право другим, – и она ушла, проходя мимо замершего в неведении Энзо.

– Черт, дружище, если бы ты сказал, что девушка с тобой, я бы понял, – поднял он руки в капитуляции.

Габриэль проигнорировал, сделав еще один глоток янтарной жидкости.

– Тебе нужно с ним поговорить, – снова шептала Андреа.

– Психолог из меня херовый, – вздохнул, но понял, что все же обязательно обсужу это с упрямым придурком, что возможно, терял свой шанс.

– Упрямей человека, я еще не видел, – покачал головой Трис.

– Закроем тему, окей? – выдохнул Габриэль.

Остальные послушались и отстали. Чуть позже приехали роллы. Андреа пыталась научить меня держать эти проклятые палочки, что у меня вовсе не получалось. В конце концов, дьяволица сдалась, принимаясь кормить из своих рук. И как можно было отказать?

Каир и Дри забрали свою порцию и убежали. Братья близнецы и Тристан, что нашел себе компанию холостяцкой банды, попрощавшись, сказали, что продолжат вечеринку в клубах Сицилии. Габриэль остался у костра.

Мы с Андреа поднялись к себе, решив заглянуть к Тине. Наша малышка спала среди плюшевых игрушек и подушек, обнимая Ворона Али. Андреа присела на край кровати с одной стороны, я с другой. Оба наклонились к пухлым щечкам, чтобы поцеловать. Тина улыбнулась во сне, крепче обнимая Али.

– Когда она только родилась, – начала Андреа, сглотнув. Изумрудные глаза наполнились слезами счастья, – Хотелось кричать об этом всему миру, – ее ладонь накрыла мою, – Мне хотелось кричать об этом тебе. Сказать: посмотри, какая малышка у нас появилась. Знаешь, когда я смотрела на Тину, забывала о том, сколько боли ты причинил мне, Даниэль. Она заставляла вспоминать только счастливые дни. И это было наилучшим в моей жизни.

– День, когда ты сказала, что прервала беременность, стал для меня проклятием, – прошептал в ответ, смотря на Тину и вспоминая, насколько сильный шторм поднялся во мне в ту минуту. – Я разрушил кабинет допроса, сломал стулья и избил несколько охранников. Меня посадили в одиночную камеру на несколько дней.

Ладонь на коленях сжалась в кулак, когда вспомнил дни, во время которых сходил с ума в одиночной сырой коробке. Из-за конденсата, постоянно капала вода, и этот звук убивал заживо, что приходилось закрывать уши или разбивать костяшки в кровь, лупя стенку камеры. Никогда не захотел бы оказаться там вновь.

– Я не переставал ни минуты думать о тебе, птичка, – наши взгляды встретились. – Каждый раз, когда мне удавалось посмотреть на звезды, что было редкостью, мечтал увидеть тебя. Ты часто снилась мне в начале, но постоянно ускользала.

– Всегда думаю, что, если бы в тот день все произошло бы иначе? – пожала Андреа плечами, шмыгая носом, – И ты бы не сделал того, что разбило нас в будущем. – ее губы задрожали, когда она улыбнулась через силу, – Детство Тины прошло бы в полноценной семье, а внутри меня не бушевали бы штормы ненависти.

– Я знаю, Андреа, – слова сорвались глухо и больно, – Знаю, что в глубине души, ты не смогла меня простить.

Правда колола на обоих, но сегодня ей нужно было выбраться наружу. Мы раскрывали души, срываясь на откровенный разговор.

– Это…, – дьяволица опустила взгляд на наши сплетенные руки с теплой улыбкой на губах, что заставило сердцу сжаться, – Это придёт со временем. Я не держу на тебя зла, Даниэль. Однажды, Ленора сказала мне: если вместе хорошо, значит нужно бороться за это счастье, и я готова бороться, – Андреа прильнула ко мне, и я обнял ее, вдыхая до мурашек любимый аромат. – Бороться за нас с тобой.

– Всегда, – поцеловав птичку в висок, – Вопреки всему.

– До самой смерти, – улыбнулась Андреа, – Вопреки всему.

Посидели ещё несколько минут около Тины, а после ушли в свою комнату. Приняли горячий душ и наконец устало плюхнулись в свежую постель. Дьяволица прижалась ко мне спиной, а я окутал её своими руками за талию. Занавески были полностью открыты, раскрывая вид на звезды. Несмотря на усталость, спать не было желания. Хотелось наслаждаться каждым моментом рядом с птичкой.

Андреа сплела наши пальцы и закрыла глаза, расслаблено выдыхая.

– Скажи что-нибудь, – прошептала в тишину птичка.

– Что именно?

Андреа быстро перевернулась в моих объятиях, оказавшись лицом ко мне.

– Что-нибудь хорошее, Дэн.

– Мы.

– Что? – не поняла птичка.

– Я и ты. Мы – самое лучшее, что случилось в моей жизни, птичка, – прижался к её лбу, – Несмотря на то, что произошло в прошлом, я хочу, чтобы «мы» оставались здесь и сейчас. Я и ты.

– И Тина, – рассмеялась птичка.

– И Тина, – поймал её смех, – И может ещё несколько Тин? – прижал податливое тело теснее.

– Ты бы хотел?

– А ты?

– Это не ответ, – буркнула дьяволица, надувая губы и ударив меня в плечо.

– А какой ответ ты ждёшь? – усмехнулся я, – Как думаешь, из меня выйдет хороший отец пятерых детей?

Андреа расширила глаза от шока.

– Пять? – разинула она рот.

– А что? Думаешь, не смогу? – игриво поднял бровь, надкусив её подбородок.

– Ты прекрасный отец, Даниэль, – Андреа рассмеялась, обвела руками мою шею и закинула ногу на мое бедро, – Для меня это важно. Правда важно, – в её глазах сияла искренность, – Особенно после того, как мои отношения с отцом не удались.

– Он не был твоим отцом, – нахмурился от отвращения и ненужных воспоминаний об ублюдке Марко.

– Но я его таковым считала, – голос Андреа понизился и стал отстранённым, – И за всю жизнь он ни разу не обмолвился о нашем не родстве, только перед смертью. Марко не сказал, кто мой настоящий отец.

– А ты хотела бы узнать?

– Не знаю, – Андреа ласково проводила линии по моим шрамам. Её пальцы скользнули к старому шраму, оставленному ею самой, затем опустились на свежие, полученные во время засады Карло.

Это успокаивало ее. Сколько бы боли она не прошла, Марко оставался точкой неизвестности и слабости.

– Я боюсь, – наконец призналась Андреа, – Вдруг он окажется хуже, чем Марко? А если не примет меня? Жив ли он вообще? Почему не искал меня? И вообще, знал ли обо мне? Знаешь, – она коснулась татуировки ласточки на моей груди, – Я все ещё боюсь думать о Ломбардии. Я люблю этот город, но воспоминания о Марко все портят. Он испортил даже самые хорошие воспоминания. А моменты с тобой…

– Они тоже испорчены, – ответил за неё, – Ведь для тебя