Все начнется с нас - Колин Гувер

На рисунке из-под земли пробивается маленький росток с двумя веточками. Одна подписана «Джош», другая — «Атлас».

Глава 34. Лили

Сегодня утром я так забегалась, что не сразу заметила записку на коврике у входа. Кто-то просунул ее под дверь.

С двумя сумками на плече, одной рукой держа Эмми, а другой — стакан с кофе, я каким-то чудом нагибаюсь и подхватываю бумажку, не пролив при этом ни капли. Супермама.

На работе мне приходится ждать подходящего момента, чтобы в тишине прочесть записку.

Когда я узнаю почерк Атласа, по спине пробегает дрожь облегчения. Нет, я не думала, что мне пишет кто-то еще. Мы вместе уже несколько месяцев, и Атлас постоянно оставляет мне послания. Но именно сегодня я впервые развернула записку, не опасаясь даже в глубине души, что она от Райла.

Этот миг так важен, что я ставлю воображаемую галочку.

Я уже много раз так делала. Помечала в мыслях ключевые моменты, которые наконец-то приходят в норму. Я ставлю галочки все реже, и это замечательно. Райл теперь занимает настолько мизерную часть моей жизни, что временами я забываю, каким запутанным мне раньше виделось будущее.

Райл все еще играет важную роль в жизни Эмми, но я требую от него более четкого графика посещений.

И хотя порой он возмущается, что я загоняю его в слишком строгие рамки, я успокоюсь только тогда, когда дочь сможет сама рассказывать, как проходят ее встречи с отцом. Думаю, курс по управлению гневом помогает, впрочем, так ли это на самом деле — покажет время.

Наше общение с Райлом все еще нельзя назвать сердечным, однако страха больше нет, а ничего другого я от развода и не ждала.

Сейчас я сижу по-турецки на полу кладовой и готовлюсь спокойно прочитать записку. Прошли уже месяцы с тех пор, как я прятала тут Атласа, а его запах сохранился.

Я разворачиваю лист и глажу пальцем маленькое незамкнутое сердечко, которое Атлас нарисовал в левом верхнем углу. Улыбаясь, я начинаю читать.

Дорогая Лили!

Не знаю, следишь ли ты за датами. Так вот, сегодня нашим отношениям исполняется ровно полгода. Интересно, принято ли отмечать половинчатые годовщины? Я бы подарил тебе цветы, но не люблю усложнять работу флористам.

Поэтому отправляю тебе письмо.

Говорят, что у каждой истории две стороны. Я прочитал несколько твоих историй, которые, несмотря на точность описанных событий, я пережил совершенно иначе.

Ты лишь вскользь упомянула в дневниках, что сделала татуировку, хотя я понимаю, как много это для тебя значило. И вряд ли ты догадываешься, как много это значит для меня.

Ты написала, что мы впервые поцеловались на твоей кровати, но я веду отсчет совсем с другого поцелуя. Он произошел однажды в понедельник, около обеда.

Днем раньше мне стало плохо, и ты за мной ухаживала. Ты сразу заметила, что я болен, — как только я залез к тебе в окно. Помню, ты мигом взялась за дело. Дала мне лекарство, воды, закутала в одеяло и уступила мне постель.

Я, наверное, впервые в жизни так разболелся. Думаю, ты наблюдала мой самый тяжелый день. Когда ужасно болит живот, кажется, что ничего хуже быть не может.

Ту ночь я почти не помню. Разве что твои руки. Они всегда были рядом — мерили мне температуру, или вытирали пот с моего лица, или держали меня за плечи, когда я раз за разом свешивался через край кровати.

Твои руки — все, что сохранилось в памяти. На ногтях светло-розовый лак. Я запомнил даже название оттенка, потому что ты красила ногти при мне. На флакончике было написано «Сюрприз для Лили», по твоим словам, ты купила лак из-за названия.

Когда мне удавалось разлепить веки, я неизменно видел, как твои изящные заботливые руки с ногтями оттенка «Сюрприз для Лили» поят меня водой из бутылочки, дают мне лекарство, гладят по подбородку.

Да, Лили. Я помню этот момент, хотя ты о нем не написала.

Я помню, как очнулся после нескольких горячечных часов. По крайней мере, понял, где я. Голова пульсировала от боли, во рту пересохло, а тяжелые веки ни в какую не поднимались. И все же я тебя почувствовал.

Ощутил твое дыхание на щеке. Ты провела пальцами вдоль линии моей челюсти до подбородка.

Ты думала, что я сплю и не почувствую ни прикосновений, ни взгляда, но я никогда еще не испытывал настолько ярких ощущений.

Именно в тот миг я понял, что люблю тебя. Досадно, конечно, осознавать настолько грандиозную вещь в такой дерьмовый день, однако чувства так меня захлестнули, что я впервые за долгое время едва не заплакал. Я не понимал, как с этим быть.

Черт, я ведь вообще не представлял, что такое любовь. Я не знал ни отцовской, ни материнской любви, ни любви братьев или сестер. И до тебя я ни разу не проводил столько времени с кем-то, кто мне не родственник, тем более с девушкой. Мне не доводилось узнать девушку по-настоящему, открыться перед ней, наладить контакт, привязаться. Ни одна девушка не проявляла ко мне заботу и доброту, не волновалась обо мне, как ты.

В этот миг я вряд ли даже понимал, что моя любовь взаимна. Я лишь впервые осознал, что люблю сам. Что в принципе способен испытывать это чувство. Впервые мое сердце на что-то откликнулось. Во всяком случае, в позитивном ключе. Раньше общение с людьми заставляло его сжиматься и никогда — раскрываться, как теперь. Когда твои пальцы скользили по моему лицу, словно дождь, я испугался, что мое сердце не выдержит.

Тогда я сделал вид, что медленно просыпаюсь. Я начал тереть глаза, и ты быстро отдернула руку. Помню, как вытянул шею, чтобы поглядеть, светло