Многоточия - Наталья Способина

силиконовые перчатки, она открыла духовку, и в кухню пахнуло горячим воздухом с умопомрачительным запахом шоколада. Мама никогда не пекла такую калорийную выпечку. А Яна всегда мечтала попробовать. Сегодняшние кексы были из покупной смеси для выпечки, но в следующий раз она сможет сама. Обязательно.

Вытаскивая кексы из силиконовых формочек, она спросила:

— А ты ей нравишься?

Дима молчал так долго, что Яна обернулась через плечо. Он смотрел на кексы и хмурился. Заметив ее движение, отмер и произнес:

— Да.

Признаться, Яна удивилась такому ответу, потому что ей казалось: в этом вопросе обычно бывают недосказанность, сомнения. Но Дима ответил вполне уверенно.

— Она классная? — спросила Яна.

— Отбитая на всю голову. Не знаю, как у них было с Крестовским, но с ней же каждый выход на улицу — как по минному полю.

Он говорил одновременно сердито и… тепло. Как будто ему самому это все нравилось.

— Дим, а это же с ней Рома встречался на днях, да?

— Откуда ты знаешь? — прищурился брат.

— Он просто пожаловался, что она его поцеловала, а потом об этом узнала Маша, — мысленно попросив прощения у Ромы, призналась Яна.

Дима хмуро отковырял от кекса корочку и сунул ее в рот.

— Он думает, что это ты ей сказал.

— Я не говорил, — глядя в стол, произнес Дима, и Яна поняла, что не может ему не поверить.

— Тогда, выходит, Юля?

Он пожал плечами, а потом произнес:

— Даже если она, это ничего не значит. Поцелуй этот для Крестовского ничего не значит. Он загнался сильнее Машки. Придурок.

— Ну он не ожидал, что ты или она так поступите.

— Зато офигеть как лихо меня во всем обвинил. Так что пусть идет на хрен! — закончил Дима и сердито отковырял еще кусочек корочки.

— Но ты же не поэтому с Юлей… — начала Яна, и он ее перебил резким:

— Не поэтому.

В кухне повисла неуютная тишина. Дима перестал наконец крошить кекс и начал его нормально есть. Яна присела за стол и посмотрела на письма. Настроение снова упало ниже плинтуса. Он сейчас уедет, а она останется одна в пустой квартире. Можно, конечно, опять не дать Даниле поработать, но тогда пришлось бы делать вид, что все в порядке. А у нее не было сил на притворство. Не хотелось ни секса, ни романтики. Хотелось побыть с братом.

Доев кекс, Дима встал из-за стола и потянулся за валявшейся комком на подоконнике толстовкой. Его взгляд остановился на Яне. Несколько секунд он смотрел на нее, а потом бросил обратно взятую было толстовку и спросил:

— Можно, я у тебя сегодня останусь? Не хочу домой тащиться.

— Можно, — улыбнулась Яна, уверенная, что решение остаться он принял только что и причина была не в том, что ему не хотелось тащиться домой.

«Из ненависти такое не делают», — сказал Ромка. И похоже, был прав.

— Ты не против, если я постелю тебе в гостиной? — предложила Яна. Кроме них с мамой, на ночь здесь оставался лишь Данила. Но с ним было как раз все просто. А вот с Димой… Не в мамину же спальню его класть.

— Отлично! — отозвался брат, кажется тоже просчитавший варианты. — Кстати, я после той тупой больнички завел себе классную привычку.

Он отправился в прихожую и, порывшись в валявшемся возле кроссовок рюкзаке, вытащил пакет.

— Я теперь везде с запасными трусами, — весело сообщил он, и Яна рассмеялась, вспомнив, как отвозила ему одежду, когда он решил сбежать из больницы.

Когда диван был разложен и застелен свежим бельем, Дима уселся на край и попрыгал, будто проверяя мягкость. Яна с улыбкой присела рядом, хотя мама не разрешала садиться на белье не в домашней одежде. А Дима был определенно в уличных джинсах.

— Дим, а можно тебя попросить, если сможешь, если тебе будет нормально…

— Долгая прелюдия, — усмехнулся брат.

— Покажешь мне фотки отца? Мне правда интересно.

— Ян, а можно я тоже спрошу?

— Конечно!

— Прости, но ты реально считаешь его отцом? Вы же даже не виделись.

— Не знаю. Я все время гадала, почему он ни разу со мной не встретился. Знаешь, вот эта мысль внутри: со мной что-то не так, я не заслуживаю того, чтобы даже просто на меня посмотреть. Я же всегда старалась быть лучшей не только ради маминой похвалы. Я же с вами соперничала. Я знала обо всем, что с вами происходит. Ну не то чтобы обо всем, но твои драки, Ленины срывы… Мама об этом рассказывала, говорила, какая я умничка на вашем фоне. Знаешь, как это ужасно — соревноваться с настоящими детьми и не иметь никаких прав на это.

— На что? — быстро спросил Дима.

— Прости? — Яна вынырнула из своих мыслей, которые причиняли боль даже теперь, хотя она уже давно не была ребенком.

— Ты сказала: не иметь прав на это. На что «на это»?

— Я не знаю, — опешила Яна. — Понятия не имею, почему так сказала.

— Ян, а что ты сама думаешь о наследстве?

Она вскочила с дивана как ужаленная.

— Я же сказала, что не планирую ни на что претендовать.

— Так, садись обратно. — Дима указал на диван, и Яна почему-то села, хотя и злилась. — Я не говорю, что ты подмешала в кексы крысиный яд, а потом так же избавишься от Ляльки. Спрашиваю: что ты сама думаешь?

— Оно не мое.

— Почему? — прищурился он, а когда она промолчала, усмехнулся. — Знаешь, в чем прикол? — Дима пересел с дивана на пол и посмотрел на нее снизу вверх. — Ты до сих пор споришь с мамой внутри себя. Поэтому бесишься сейчас.

— Я не бешусь, — запротестовала Яна.

— Ага, — усмехнулся брат. — Полина Викторовна говорила, что ты имеешь право на все. Но правда в том, что это она считала, что имеет право на все. А тебе не обязательно от всего открещиваться. Ты — дочь своего отца. Юридически. Это даже не вопрос родственных чувств. По закону ты имеешь право на треть его имущества. Просто перестань мотаться между «все» и «ничего». Есть еще третий вариант. И что отдельно приятно, законный.

— А ты реально не против делиться деньгами? — насмешливо спросила Яна, хотя в носу у нее щипало, потому что Дима, сам того не ведая, попал в точку своими умозаключениями.

— Слушай, лично мне пофиг, но я сразу скажу: скорее всего, это потому, что я вообще не ассоциирую себя ни с компанией, ни с наследством. Ну вроде как я все равно не дотягиваю до уровня отца. А еще, наверное, потому, что я никогда не знал, что такое жить без денег. Наверное, если бы мне сказали: «Яна заберет себе часть наследства — и мы