Лорд полуночи - Джо Беверли

— Я, Джош из Гиллингфорда, сын Ральфа из Гиллингфорда, клянусь верой и правдой служить своему господину, Ренальду де Лислу, лорду Саммербурну. Клянусь честью, что выполню любой приказ своего господина.

Ренальд молча смотрел на оруженосца, который вкладывал в свои слова всю душу.

— Я освобождаю тебя от наказания. Но если ты еще раз нарушишь клятву, я буду беспощаден. Ты понял?

— Да, милорд, — дрогнувшим голосом ответит тот.

— Поскольку у нас с тобой достаточно близкие отношения, ты можешь обсуждать со мной приказы, но мое последнее слово должно быть для тебя законом. Понятно?

— Да, милорд!

— А теперь… — Ренальд лукаво прищурился. — Скажи, что ты станешь делать, если я прикажу тебе убить леди Клэр?

— Я?! Милорд… — От ужаса волосы встали дыбом на голове у Джоша.

— Так что же?

Юноша склонил голову, и в его голосе послышалась глубокая скорбь:

— Я откажусь, милорд. Я недостоин…

— Нет. — Ренальд поднял его голову за подбородок. — Это правильно, если так велит тебе сердце. Но ты же понимаешь, что тебе придется принять смерть за ослушание?

— Понимаю, милорд… Думаю, что понимаю.

— Не усложняй все слишком сильно, Джош. В конце концов, наша душа принадлежит нам, и никто — даже король — не в силах завладеть ею. Но мы подчиняемся земным законам так же, как и небесным, поэтому выбор может стоить нам жизни. Впрочем, такой смерти не стоит бояться. Мы лишь скорее окажемся на небесах. Гораздо страшнее жить и творить зло, зная, что окажешься в аду.

— Я понял, милорд, — взволнованно отозвался Джош. — Я счастлив служить господину, который не станет творить зло.

— А как же быть с тем, что я отправил человека в долгое странствие без денег? — Ренальд хлопнул его по плечу. — Вот тебе еще один урок. А теперь разыщи Томаса и научи его чистить кольчугу.

Джош поднялся.

— Благодарю вас, милорд, за вашу милость и за те уроки, которые вы преподали мне сегодня, — сказал он и вдруг опустился на колени перед Клэр и поцеловал ей руку. — Благодарю вас, миледи, от всего сердца за то, что вы заступились за меня перед милордом.

— Благослови тебя Господь, Джош, — с ласковой улыбкой коснулась она его головы. — Надеюсь, со временем ты станешь таким же мудрым и добрым, как твой господин.

Джош залился краской смущения и мгновенно выскочил из комнаты.

— На этот раз ты проявила мудрость, а не я, — сказал Ренальд.

— Я ничего не понимаю в клятвах и присягах.

— Зато понимаешь кое-что в педагогике. — Ренальд отвернулся и стал смотреть в окно. — Джош — мой первый оруженосец. Так что я тоже должен благодарить тебя за хороший урок.

Клэр почувствовала, что оставаться с Ренальдом наедине стало опасно. В его присутствии ее решимость таяла. Она поспешно поднялась.

— В таком случае должна заметить, милорд, что вы быстро учитесь и вскоре превзойдете своего учителя.

— Будь осторожна, Клэр, а не то перестанешь думать обо мне, как о чудовище!

— Не перестану…

— Ты по-прежнему считаешь, что Ульриха убил я?

Она отрицательно покачала головой.

— Но ты убил моего отца! — Клэр намеренно восстановила преграду между ними.

— Да, — решительно отозвался он.

— И не считаешь себя виноватым.

— Не считаю.

Утратив самообладание, Клэр бросилась к дверям. Ренальд поднял руку, и его жест заставил ее остановиться.

— Подожди, Клэр. Давай попробуем пережить горе вместе.

Она медленно опустилась обратно на скамеечку.

— Клэр, я действительно убил твоего отца. И этого не изменить. Но я сделал это не ради Саммербурна, и мне нечего стыдиться.

Клэр судорожно сглотнула. В этой комнате прошла ее жизнь. Она была здесь счастлива. Теперь в сердце у нее не осталось ничего, кроме боли, а в кабинете отца обосновался его убийца.

— Я не понимаю, — сказала она. — Как же это может быть безразлично!

— Я этого не говорил. Более того, мне было невероятно тяжело выполнить этот королевский приказ. Гибель твоего отца до конца дней будет лежать у меня на сердце тяжелым грузом. Но несмотря на это, я буду жить дальше и стараться находить радость в жизни. Этот грех мой, и я не хочу, чтобы его тень падала на тебя или на кого бы то ни было еще. У каждого свой счет перед Господом.

— Как было бы хорошо перестать думать об этом! — Она устало потерла висок. — Я люблю тебя…

Клэр осеклась. Она всего лишь хотела объяснить свои чувства, не подумав о том, как весомы сами по себе эти слова.

Ее взгляд упал на черный меч, который лежал на крышке сундука, как всегда под рукой у Ренальда.

— Меня тошнит от него.

Ренальд поднялся, взял меч и протянул его Клэр, словно подношение.

— Это подарок короля. Он украшен священной реликвией. Ты хочешь, чтобы я бросил его в кузнечный горн? Этот меч никогда никому не причинил вреда. А если такое и случалось, то винить следует только направляющую его руку.

— У нас нет будущего, потому что это нельзя изменить! — Она поднялась.

— Я — завоеватель и привык сражаться за то, что мне нужно. Останься, Клэр. Мы будем сражаться бок о бок.

Она уступила его просьбе и снова села.

— Ты тоже был слепым орудием в руках короля, — предложила она ему возможное оправдание.

— Нет. Вспомни, что я сказал Джошу. Я — орудие, но у меня есть разум и душа. Даже по приказу Генри я не стал бы убивать, если бы считал, что это неправильно. — Легким, грациозным движением Ренальд выдернул меч из ножен. — Давай поговорим начистоту, — произнес он, острием меча указывая на нее. — Этим мечом я убил твоего отца, освободил его душу из телесной оболочки. Если ты не можешь примириться с моим оружием, значит, ты никогда не примешь меня.

Меч ни на мгновение не дрогнул в руке Ренальда, хотя был тяжелым.

— Я буду убивать и впредь, — продолжал он. — Это моя работа. Но я никогда не подниму меч, если сочту это несправедливым.

Клэр с трудом сглотнула и тихо вымолвила:

— Я уже приняла убийцу, ты знаешь. Но есть одна смерть, с которой я никогда не смогу примириться.

Ренальд сунул меч в ножны.

— Ты считаешь меня холодным и бессердечным, но мне ведома любовь и вера, я умею смеяться. Но если мы хотим, чтобы у нас что-то получилось, ты должна принять меня всего, целиком, таким, каков я есть. Без оговорок.

— Без оговорок? Но…

— Но я убил твоего отца. Да. И поскольку его смерть лежит между нами глубочайшей пропастью, надежды нет.