Вернись, бэби! - Мэв Хэран

– Ко мне только что приезжал репортер, он расследует историю о том, как вы отказались от Джо, будучи замужем. – К вящему удовольствию Пэт, вся спесь со Стеллы мгновенно слетела. У нее был такой вид, будто она получила удар под ложечку. – Ваш муж выложил факты в редакции «Дейли пост», и они их теперь проверяют. Еще этот журналист спрашивал, каково было растить вашего ребенка, пока вы делали карьеру и выбивались в звезды.

За всю свою сценическую карьеру Стелла никогда так не упивалась своей ролью, как сейчас Пэт.

– И что вы ему сказали?

– Если честно, – спокойно ответила Пэт, – я велела ему убираться.

Стелла прикусила губу. Почему-то она оробела. Чувство собственного достоинства, проявленное этой простоватой женщиной, привело ее в смятение.

– Мне следует вас благодарить?

– Подождите. Не думаю, что вы захотите это сделать. Видите ли, этому журналисту я не стала ничего говорить, но вам скажу. Это ведь сугубо личное и касается только нас двоих. Однажды вы уже разрушили жизнь Джо, когда отказались от него. Это еще можно простить, вы были молоды, а всякий может оступиться, пускай даже вы и были замужем. Но сейчас вы делаете это во второй раз, и теперь у вас нет никаких оправданий. Вы когда-нибудь задумывались, какой причиняете вред и ему, и всей его семье, пока наслаждаетесь обществом взрослого сына?

Стелла, как под гипнозом, сидела напротив Пэт и не шевелилась.

– Вы отдали Джо чужим людям. Никто вас не принуждал. Вы не были несчастной девочкой без гроша за душой, каких мне доводилось знать. На тех еще и родители давили, говорили, чтобы на порог не ступали с малышом в подоле. Они не знали, что делать, ведь им было лет по семнадцать. Денег нет. И они отказывались от детей, но при этом безумно страдали. Вы же были далеко не девочка-подросток и к тому же замужем. Вы отказались от Джо потому, что вам так было удобнее. Точно так же, как теперь вам удобнее взять его назад.

– Но что еще мне было делать? Я не брала его назад, – негромко возразила Стелла. – Я никогда не стала бы его искать. Я не считала себя вправе. Не забывайте – это он меня нашел. Или, точнее, Молли.

Пэт выслушала.

– Я понимаю, что для прессы это трогательная история: Джо нашел свою мать, а она оказалась прекрасной и знаменитой актрисой. Настоящая сказка со счастливым концом. Только для меня все это выглядит иначе. Я чувствую, что он отверг все, что я ему дала. Вы же понятия не имеете, что значит воспитать ребенка! Это значит отказывать себе во всем, чтобы купить ему новую форму, не ездить в отпуск, чтобы дать ему приличное образование, сидеть у его постели, когда он болен, даже если ты сама устала как собака и готова уснуть стоя. Вы ведь даже не знаете, что Джо перенес менингит? Я была с ним в больнице, сидела у его койки две недели кряду и не могла ни есть, ни спать, потому что думала, он умрет. А когда он поправился, знаете, какие были его первые слова? Самые первые?

Голос у Пэт сорвался от волнения.

– Он открыл глаза и сказал: «Привет, мам». Но я – не его мама, правда же? Больше – нет. Вы отняли его у меня, и я вас за это ненавижу. Для вас он просто красивый мальчик, с которым можно ходить по премьерам. Это льстит вашему самолюбию. Вы его не любите! – Пэт хлестала словами, как плетью. – Вы не знаете, что такое любить.

Стелла молчала. Одеревенелой походкой она подошла к книжной полке и сняла рамку с детским носочком.

– Да что вы обо мне знаете? Многие месяцы после того, как я его отдала, я спала вот с этим носочком. Подносила его к лицу. Вдыхала запах, чистый запах младенца. – Она втянула воздух, словно старая вещица могла хранить запах двадцатипятилетней давности. – Без него я не могла уснуть. Я его ни разу не стирала. Ни разу за двадцать пять лет!

Пэт слушала и не верила.

– Но если вы были к нему так привязаны, зачем же вы его отдали?

– Я поняла это уже потом, когда дело было сделано.

– Но у вас было три месяца, чтобы изменить свое решение. О, как я помню эти три месяца! Худшие во всей моей жизни! Каждый раз, когда стучали в дверь, я была готова к тому, что это вы пришли забрать его у меня.

– Поначалу было не так ужасно. Я целиком отдалась игре. Мне как раз предложили роль Джульетты. Первой в истории театра нагой Джульетты. – Она улыбнулась при воспоминании. – Это очень в моем духе. Мой первый настоящий шанс. Когда я сделала эту роль, то осознала, что натворила, но было уже поздно. Джозеф был у вас. А мой брак с Энтони разваливался на глазах. И я примирилась с жизнью. Работы было хоть отбавляй. Никаких простоев. Пустоту, оставшуюся после Джо, я заполняла игрой.

– Я вам кое-что привезла. – Пэт порылась в сумке и достала фотоальбом. – Хотела ткнуть вас носом во все, что вы потеряли. Его первые шаги. Каждый день рождения. Вот он учится плавать. На школьной сцене. Он был чудесный мальчик, моя радость и гордость.

– И я его у вас отняла.

Пэт взглянула Стелле в глаза. Пэт ощущала себя как первые христиане среди римских язычников. Она чувствовала свою правоту.

– Так, может, лучше отдать назад? Не мне, а Молли и Эдди. Они – его будущее. Мы с вами остались в прошлом. В них все его счастье. Молли знала, что искать его мать рискованно, что я ее за это буду проклинать. Она была права, я ее прокляла. Но у нее хватило любви к Джо, чтобы пойти на это ради него. Теперь наш черед. Вот, – она протянула Стелле альбом, – возьмите себе.

Стелла была потрясена.

– Но вы же не можете мне это отдать! Здесь же все его детство!

– Не забудьте – у меня оно было в реальной жизни. Мы все пережили вместе с Джо. Уж фотографии-то вы заслужили? Ну, мне пора.

Стелла отвернулась к стене. Ее пронзила такая боль, что она не могла говорить. Пэт собрала вещи.

– Можете не провожать.

Когда за ней закрылась дверь, Стелла стала листать страницы детства Джо, которое прошло без нее. Перевернув последний лист, она медленно поднялась, чувствуя себя совершенной старухой, и прошла в соседнюю комнату.

Повсюду были вещи Джо. Она нашла его сумку и стала укладывать. Носки, белье, джинсы, стопка трикотажных рубашек. Она подняла ярко-синюю, цвета его глаз, и, как тот детский носочек, поднесла к лицу. Странно, она мокрая. Только тут Стелла поняла, что плачет.

В последний раз вдохнув его запах, Стелла услышала звук открываемой двери. Это был ее смертный приговор.