Злодей и фанатка - Фэя Моран

карикатура на гангстера. Дорогой, идеально скроенный костюм, который, казалось, вот-вот треснет на его внушительных бицепсах, золотая цепь толщиной с мой палец на шее, бритая голова и выражение лица, словно он только что проглотил лимон.

– Чего так долго? – рявкнул громила, приближаясь. – У меня тут каждая минута на счету!

– Извини, – пожал плечами Кошмарик, – пришлось немного повозиться. Выжидал, пока тупоголовый дружок её подруги исчезнет с поля зрения.

Громила наконец обратил на меня внимание. Его взгляд, словно сканер, медленно прошёлся по мне с головы до ног, задерживаясь на растрёпанных волосах, тонкой пижаме и босых ногах. На его смуглом лице, до этого искажённом нетерпением, медленно расплывалось выражение недоумения, которое с каждой секундой становилось всё более комичным. Густые брови поползли вверх, маленькие глазки, затерянные где-то в складках лица, расширились, а челюсть отвисла, обнажив ряд золотых зубов.

– Что это за херня?! – взревел он, тыча в меня пальцем, толстым, как сосиска. – Кто это?!

На нас троих обрушилась тишина. Слышался только треск сверчков. Даже здания как будто охуели с происходящего.

Хотя, что происходило, непонятно.

– Что значит «кто это»? – медленно произнёс Кошмарик. Лёд в его тоне, который мог бы заморозить ад, наконец исчез. – Нова Палермо.

– Эй, я вообще-то Нова Тафт, – возразила я, вторгаясь в их диалог.

Они оба резко стрельнули в меня взглядами.

– Какая ещё Тафт? – переспросил Кошмарик, и его лицо приобрело озадаченное выражение.

Громила громко выругался, а потом замер. Его мозг как будто изо всех сил пытался переварить эту информацию, но терпел неудачу с каждым разом. Он потёр свой бритый затылок с таким усердием, словно пытался высечь искру, и перевёл взгляд с меня на Кошмарика, и в его маленьких глазках промелькнуло подозрение.

– Ты что, схватил не ту девчонку?! – прорычал он, и его голос наполнился агрессией. – Ты спятил?! Босс же шкуру с тебя спустит! И с меня заодно!

Кошмарик резко повернулся к громиле, и хотя его лицо было скрыто маской, я физически ощутила волну исходящего от него изумления.

– Ты сам показывал мне адрес! – оправдывался он. – Я взял ту, дом которой ты мне указал. Бруклин, Бед-Стай, таунхаус номер 323!

– Вообще-то я живу в таунхаусе номер 332, – подняв палец, неловко поправила я.

У недогангстера побагровело лицо. Возникло такое ясное ощущение, будто он сейчас взорвётся.

У меня уже успели заныть все конечности. Руки за спиной находились в очень неудобном положении. Но зато возбуждение отхлынуло от вагины. Вся интимность момента растворилась, да и вид этой лысой истерички отбил желание трахаться. Я едва ли не застонала от отчаяния, хотя почти сразу заострила всё внимание на происходящем. Творилось что-то интересное.

– Это… – Громила запнулся, а потом заорал: – СУКА! Ты круто облажался, парень!

– Как я мог облажаться, блядь, если следовал по указанному тобой же адресу?!

– В этом-то и дело, остолоп! – Лысик брызгал слюной, как взбесившийся скунс. – Какой к чёрту Бед-Стай вообще! Я указывал на Парк-авеню! Пентхаус! Дочь Палермо живёт там! Золотыми буквами выбито! А ты приволок какую-то… – он неопределённо махнул рукой в мою сторону, – …из трущоб на Бед-Стай!

Кошмарик картинно закатил глаза.

– Ты написал мне адрес на салфетке! – заявил он, скрестив руки на груди. – В «Седьмом небе»! Помнишь? Мы отмечали повышение Шимми до помощника младшего заместителя.

Громила замер, пытаясь восстановить в памяти события того дня, видимо.

– Салфетка? – пробормотал он, хмурясь. – Кажется, что-то такое…

– Мы пили виски. А потом ты отрывался на караоке. Затем стриптиз…

Громила побледнел.

– О, чёрт… – простонал он, хватаясь за голову. – Кажется, я перепутал салфетки. На одной был адрес дочери Палермо, а на другой – телефончик той рыженькой стриптизёрши…

Он посмотрел на меня с таким ужасом, словно я была привидением, и пролепетал:

– Так ты… не дочь Палермо?

Я покачала головой, изо всех сил стараясь не рассмеяться.

– Нет. У меня вообще родителей нет. И, честно говоря, я понятия не имею, кто это такая. Но, знаете, мне хочется домой. Вы не против отвезти меня туда, откуда Кошмарик меня приволок?

Громила удивлённо переглянулся с Кошмариком, а тот закатил глаза, бросив: «Долго объяснять».

И вот что получается. Меня похитили из-за телефона стриптизёрши, написанного на салфетке.

Даже не знаю, плакать мне или смеяться.

УГРЮМЫЙ КОШМАРИК

Тишина длилась, как мне показалось, чересчур долго. Я уже устала стоять на этих осколках с онемевшими к херам собачьим руками, запястья которых ещё жутко натирала верёвка.

Громила смотрел на Кошмарика, Кошмарик смотрел на Громилу. Они говорили на языке взглядов, который я не понимала.

– Ты серьёзно? – спросил Кошмарик таким тоном, как будто ему предложили зачерпнуть ложкой воду из канализации, с дерьмом, мочой и другими отходами, и взять это в рот. – Хочешь, чтобы я…

– У тебя нет другого варианта, – ответил уже успокоившийся Громила. – Уладь ситуацию. Босс будет не в восторге. Ты знаешь, как мы работаем. Любой свидетель – мёртвый свидетель. Придётся. Обещаю, это в последний раз.

– Но она не знает ничего обо мне. И о нас в целом.

Громила взглянул на меня, задумавшись о чём-то.

– Всё равно, – бросил он сухо своему собеседнику. – Она видела тебя. Этого достаточно.

– Но моего лица не видела, – возразил Кошмарик.

– Да, его лица не видела, – начала я кивать головой, как китайский болванчик. – Он ни в какую не хотел снимать свою маску и…

– Закрой рот, шлюха, я не с тобой разговариваю, – вякнул Громила.

Я цокнула. Какой грубиян… Разве можно называть шлюхой девственницу? Это же несопоставимые вещи. Логика послала его нахуй и съебалась в закат.

Кошмарик устало вздохнул. Громила положил руку ему на плечо и произнёс:

– Делай, что должен. А после тащи свою задницу на Парк-авеню, за настоящей Новой Палермо.

Лысик прошёл к своей тачке, сел в неё и сорвался с места так, будто за ним объявили охоту.

Я пошевелила затёкшими руками, чтобы хоть немного расшевелилась кровь, а потом постаралась встать на менее опасное место, где осколков было поменьше. Я рискую заработать этой ночью опасную инфекцию, если продолжу в том же духе.

– Кошмарик, пожалуйста, можно мне обувь какую-нибудь подогнать? – спросила я игривым тоном. – Согласна на любую. При таких-то обстоятельствах.

Кошмарик долго стоял на месте неподвижно. Глядя на огни Нью-Йорка вдали. И игнорируя меня. Опять.

Я устало вздохнула.

– Э-эй, ну пожалуйста. Я уже ног не чувствую!

И тогда он наконец повернулся ко мне. Чёрная маска по-прежнему придавала ему притягательной загадочности. Наверное, это не возымело бы подобного эффекта, если