Бесишь меня, Ройс Таслим - Лорен Хо

class="p1">– Мне очень жаль, Агнес, – произносит Меллон более мягким голосом, – но я не могу изменить правила. Ты знала, что твое место зависит от того, выполнишь ли ты эти требования. Желаю тебе побыстрее восстановиться и удачи в карьере. – Он кивает Эверетту. – Том, мне хотелось бы услышать хорошие новости. Мы очень хотели пригласить к себе Агнес.

– Конечно, Крис, – вздыхает тренер Эверетт.

Меллон отключается. А я сижу и борюсь с шоком от такого поворота событий. Тренер Эверетт трет глаза большой мозолистой рукой, а потом устремляет на меня взгляд, полный сострадания.

– Мне очень жаль, Агнес. – Он никогда не называет меня по имени. – Ты даже не представляешь, как это и меня расстраивает. Ты – одна из наших лучших спринтеров… Ты – моя лучшая бегунья, вне всяких сомнений. Но если ты не сможешь бегать, нам придется исключить тебя из команды.

И этот второй удар меня добивает. Если меня исключат из школьной команды, я не смогу претендовать на звание «Спортсмен года среди студентов» – у меня не будет даже утешения хотя бы в виде этого титула. Все мое время, усилия, радость – все было напрасно.

Изо рта у меня вырывается сдавленный всхлип. Я пытаюсь запихнуть его подальше в глотку, но он вырывается наружу, как пузырьки из только что вскрытой банки с газировкой. Поверить не могу, что разрыдалась перед тренером. Я хочу сказать, что раньше мне всегда удавалось сдерживать перед ним все свои порывы.

Эверетта не зря в шутку называют тренером Эверестом: он стойкий, человек-гора, можно сказать, но при звуке моих всхлипов он бледнеет, хватает горсть салфеток и протягивает мне, но я отказываюсь, гневно отталкивая их рукой.

– Э-этот год должен был быть моим, – выдавливаю я. – Теперь все кончено.

Он возится с коробкой салфеток.

– Ну, хм, Агнес, я мог бы поставить тебя в резервную команду, но никаких гарантий дать не могу.

– Не надо. – Я с трудом поднимаюсь. – Я не собираюсь сидеть на скамье запасных, и мне не нужны эти жалкие крохи.

Тренер пытается помочь мне встать, но я отмахиваюсь от его помощи, желая сохранить последние остатки достоинства.

– Спасибо, что уделили мне время, – говорю я, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Агнес…

– Пожалуйста, не переживайте. – Я вытираю слезы и пытаюсь улыбнуться. – Я все понимаю, правда.

– Если тебе понадобится поговорить, я всегда готов, – неловко произносит тренер Эверетт. – И еще, Агнес…

– Да? – отвечаю я, впиваясь ногтями в ладонь.

«Возьми себя в руки. Перестань вести себя как слабачка», – мысленно требую я от себя.

– Если тебе что-то понадобится, может, помощь с оценками, теперь, когда… Теперь, когда ты в таком положении, пожалуйста, не стесняйся, приходи ко мне… да к любому члену команды… Мы постараемся тебе помочь, всегда.

«Банальности. Прекрасно. Как раз то, что мне нужно, чтобы пережить этот кошмар».

Я киваю, пытаясь выдавить самую отвратительную в мире ухмылку, прежде чем выйти из его кабинета. Затем прохожу мимо двери, ведущей в кабинет Фаузи, помощника тренера команды юношей по легкой атлетике. Из-за застивших мне глаза слез я почти ничего не вижу и… врезаюсь в стену из людей.

– А-а-а! – взвизгиваю я, столкнувшись с кем-то и отлетев назад.

Шлепнувшись на задницу, я морщусь от боли, костыли падают, ускользая прочь от меня.

– Ух! – вздыхает Ройс Таслим, споткнувшись о мои костыли, и, потеряв равновесие, неловко приземляется рядом со мной, придавливая мою левую здоровую (!) ногу своими… своими… «пульсирующими под солнцем» бедрами.

Я взвываю. Человек, на которого я отвлеклась и так ужасно влипла, теперь пытается еще больше мне навредить?

– Опять ты! – говорю я хриплым от отвращения голосом.

– О, черт, ты в порядке, Чан? – бросает он, ужаснувшись то ли своей чудовищной неловкости, то ли выражению моего лица – победителя на отдыхе.

Таслим вскакивает и шарит вокруг, подбирая мои костыли и сумку с книгами, прежде чем предложить мне руку, чтобы помочь подняться на ноги.

– Я могу встать сама, – возмущаюсь я.

Проходит минута или две неловких попыток, я цепляюсь за пол, как черепаха на спине – так просто я не сдамся, – потом вздыхаю и даю понять, что разрешаю ему взять меня за руку. Ройс прикусывает губу, что-то прикидывает и, игнорируя мою протянутую руку, хватает костыли, затем кладет мою левую руку себе на шею, а другой обхватывает меня за талию и, придерживая костыли левой рукой, осторожно поднимает меня на ноги одним движением вверх, шепча при этом: «Раз, два, три». Он поднимает меня так легко, будто я ничего не вешу, и инерция прижимает меня к нему.

Мое сердце успевает стукнуть пару раз, пока я прижимаюсь к его груди, вдыхая запах его тела… о, ужас… запах, запах тела! Встревоженная, я отстраняюсь, упираясь лбом в его твердое плечо, и прижимаюсь к нему так надежно, как будто мы танцуем вальс. Я осознаю, что мы оба громко дышим и что струйки моих соплей стекают у меня из носа прямо на его ключицы, которые выглядывают из майки с V-образным вырезом.

Я поднимаю глаза, и у меня по спине пробегает дрожь, когда мы встречаемся взглядами: светло-карие глаза против приглушенно-черных. У меня перехватывает дыхание, когда я осознаю, какие плотные и развитые мышцы у него на шее и плечах, и это совершенно нормальная реакция, когда один высший хищник налетает на другого. Да, чтобы узнать хищника, нужно и самому им быть. Таслим – как и я – волк, хотя и хитрый, предпочитающий щеголять в овечьей шкуре.

– Я в порядке, – бормочу я, сбитая с толку, высвобождаясь из его полуобъятий, стараясь не касаться обнаженной блестящей кожи из соображений гигиены.

Мои мысли все еще в беспорядке, что объясняет, почему я так тяжело дышу.

– Ты сейчас куда? Я помогу тебе добраться.

– Не надо, – отвечаю я, почти выплевывая слова. – Просто в следующий раз смотри, куда идешь.

– Ну ты даешь, Чан, – хмурится Таслим. – Это ведь ты на меня налетела, так что сама виновата.

– Как это я могла на тебя налететь, если я даже ходить не могу? – снова всхлипываю я, потому что падение вызвало во мне бурю эмоций. – Ты знал, что я потеряла место в Мэриленде и тренер Эверетт и-и-исключил меня из школьной команды? Что все, ради чего я работала, пропало? Ты хотя бы понимаешь, каково это?

Таслим ошеломленно моргает, глядя на меня. Все знали, что я была первой, кого пригласили в NCAA за всю историю школы.

– Черт, Агнес, – произносит он, когда приходит в себя. – Мне очень, очень жаль. Я понимаю, каково это – потерять что-то важное…

Он