Дикая река - Лора Павлов

— Может, это и есть твой язык любви? — подхватила Деми.

— У меня нет никакого языка любви, — пробормотал я, откусывая здоровый кусок от бургера.

— А что это вообще значит — язык любви? — спросил Кингстон.

— Это способ, каким ты воспринимаешь любовь. Может, тебе нравится, что она тебя ненавидит, но это такая странная штука, в которой все строится на напряжении и притяжении, которое невозможно не заметить, — гордо заявила Деми, и Ромео посмотрел на нее так, будто она только что изобрела лекарство от смертельной болезни.

Кингстон закивал с видом «вот это умно».

Эти придурки были просто сборищем безнадежных романтиков.

— Это самая идиотская хрень, что я когда-либо слышал. Я не выношу людей. Люблю трахаться. И терплю вас. Вот и весь мой язык любви, — пробурчал я, потянувшись за пивом.

— Теперь понятно, откуда ветер, — сказал Нэш. — Катлер все утро нес какую-то херню про свой язык любви.

— Это для тебя он Бифкейк, — ответил я, потому что Катлер, сын Нэша, был как бы наш общий. Мы с парнями — его крестные, а Деми влюбилась в него не меньше, чем мы. Он был чертовски странный, и мы все сходили по нему с ума. Недавно он решил, что его теперь зовут Бифкейк, и мы это уважали — даже если Нэша это дико бесило.

Снова смех.

— Да, — подтвердила Деми. — У Бифкейка язык любви — это физический контакт. Он обожает обниматься и держаться за руки. Он такой нежный.

— Прямо как его папаша, — Кингстон запрокинул голову и расхохотался, похлопывая Нэша по плечу.

Нэш показал ему средний палец, а я перевёл взгляд на вход, когда дверь распахнулась, и внутрь зашли несколько парней.

Одного из них я узнал — это был Зейн, брат Руби. Парень был тем еще раздолбаем. Он вечно ошивался здесь, пытаясь получить что-нибудь на халяву от Лайонела.

С ними были еще какие-то местные. И я сразу уловил, как изменилась атмосфера, когда Сэм Уайт поднялся со своего места и направился к ним.

Я с детства умел считывать ситуацию.

Умел чувствовать, когда вот-вот начнется дерьмо — и быть к этому готовым. Я однажды оказался по ту сторону этой истории — и зарекся, что это больше не повторится.

А дерьмо, судя по всему, уже поднималось на поверхность.

Ромео встретился со мной взглядом. Кингстон, Хэйс и Нэш тоже всё поняли и прекратили есть. Только Деми продолжала рассказывать про то, какой милый и нежный Катлер, не замечая, что мы больше не слушаем.

Она оглянулась, что-то прошептала Ромео.

Сэм подошел к Зейну, схватил его за шкирку и дернул вверх как раз в тот момент, когда тот только успел сесть. Я соскочил со стула и направился туда. Парни — за мной.

Но краем глаза я увидел движение.

Руби, мать ее, Роуз перелетела через стойку, как чертова ниндзя. Приземлилась прямо на ноги в своих тяжелых Dr. Marten — идеально, как будто так и надо.

— Даже не думай, — прошипела она на Сэма, и тот медленно повернулся к ней.

Я уже шел к ним. Ни хрена это не случится у меня на глазах.

Она же дочь Лайонела.

Я должен был убедиться, что с ней все в порядке.

Это было бы минимумом, что я мог сделать, пока она держала бар на плаву вместо отца.

Но она подняла руку и повернулась ко мне:

— Я справлюсь. Возвращайся за стол.

В баре можно было услышать, как пролетела муха. Я замер — ни шагу вперед, ни назад. Если Сэм только пикнет, я врежу ему первым.

Этот урод был жалкий ростовщик, который строил из себя крутого парня.

Он им не был.

Он пугал таких слабаков, как Зейн, но по сути был пустышкой.

Руби вытащила из заднего кармана что-то, похожее на пачку налички, и влепила это в руку Сэма:

— Все, конец. Хватит. Возвращайся к своему пиву и держись подальше от моего брата.

Сэм опустил глаза, быстро оценил, что получил ровно то, чего хотел, и коротко кивнул.

— Ты слишком секси, чтобы разруливать за своего братишку, Руби, — пробурчал он, и у меня сжались кулаки.

— А ты слишком тупой, чтобы понять, что мне плевать на твое мнение. Пей свое пиво, Сэм.

Вот черт.

Руби Роуз оказалась еще круче, чем я думал.

Похоже, я и правда начал метить территорию.

4

. .Руби

Утром я принялась вычищать дом отца — тот самый дом, в котором я выросла. Он был небольшим, но стоял на тихой улице прямо у воды. Если быть честной, это было мое любимое место на земле. За вычетом всего стресса, который тянулся за возвращением в Магнолию-Фоллс.

Но стоило заглушить шум, позволить себе просто быть — и именно здесь я находила самое настоящее спокойствие. В этом маленьком домике на озере, с двумя спальнями, крохотной кухней и огромным количеством любви.

Отец всегда был для меня тем самым безопасным местом.

Да, он слишком много пил. Да, он вечно вляпывался в неприятности даже без особых усилий.

Но он меня любил — и я это всегда знала.

Я это чувствовала.

Я убралась в доме, разобрала постели и забила холодильник едой — потому что, когда я приехала, там была только упаковка пива и пакет тертого сыра.

Я надела джинсовые шорты и майку — день был солнечным, и я собиралась выйти на воду на каяке. Я прекрасно помнила, как отец привез его на мой шестнадцатый день рождения. Он даже имя мое на борту выкрал: Ruby Rose.

Я не выходила на воду уже много лет.

Когда я уезжала учиться, то буквально разрывалась от желания начать все с нуля.

Мне нужно было выбраться отсюда.

Мама только что развелась с третьим мужем и катастрофически рушилась на глазах. Братья были неуправляемыми, и я тушила один пожар за другим.

И при всем, как я любила отца, я не могла быть тем, кем он нуждался. Я подбирала его по ночам из бара, потому что в тот период он пил ещё сильнее, чем обычно — и все это становилось слишком.

Так что я схватилась за спасательный круг и вытащила себя сама. Потому что все больше подкрадывался страх не уехать. Страх остаться такой же застывшей, как остальная часть моей семьи.

Я хотела от жизни большего.

Но отец был моей слабостью. Мы всегда были мы вдвоем против всего мира.

За последние годы он заметно сократил выпивку, и я это очень ценила. Он