Темный полдень - Весела Костадинова

встал с камня. Я же не в состоянии была даже подняться, чувствуя, что по ногам течет кровь. Ни тени узнавания не было в его глазах, когда он посмотрел на меня, ни тени сожаления. В них вообще ничего не было, только первозданная сила.

31

Июнь.

На поляну вышли семь темных фигур, одна из которых несла с собой огромный, слабо трепыхающийся сверток. Надежда подошла ко мне и помогла подняться с валуна, обтерев ноги полотенцами, от которых исходил аромат трав. Ее сильные руки облачили меня в новую рубашку, опоясали новым поясом, положили на голову новый венец. На шею мне повесили странное украшение с точно таким же символом, как и на валуне. Я пыталась понять, что происходит, но мой мозг отказывался подчиняться мне. В глазах плыло, голова кружилась. И снова к губам поднесли напиток из трав, заставляя его выпить почти силой.

С каждым глотком мое сознание уплывало все дальше и дальше. Я уже не воспринимала происходящее на поляне как единую картинку, только обрывки, как отдельные кадры, вырванные из целого фильма. Всё вокруг стало расплывчатым, как в тумане, но не складывались в связную картину. Я ощущала тяжесть травяного напитка, который по капле отнимал у меня волю и ясность, словно погружая в сонное оцепенение. В голове оставался лишь слабый отголосок того, что должно происходить, но осознать это не было сил.

Когда тени снова закружились вокруг меня, мне казалось, что я стала частью какого-то древнего, многовекового обряда, в котором была не человеком, а лишь символом, фигурой, воплощающей что-то большее, чем могла понять.

Вот я уже стою на берегу маленького озера и протягиваю руки к воде, повторяя что-то за Надеждой.

Слова будто выплывали из глубин моей памяти, из места, что не имело времени. Они звучали ритмично, как заклинание, каждый слог отзывался эхом в ночной тишине, проникая в саму землю и воду. Мои руки были вытянуты к тёмной, неподвижной глади озера, а отражение луны на поверхности казалось живым, точно свет, исходящий от древнего духа, которому мы возносили мольбы.

— Прими жертву, Вакуль, — снова зазвучал голос Надежды, и я повторила, чувствуя, как воздух вокруг нас становится плотнее, словно насыщаясь энергией, исходящей от каждого из нас. — Дай силу, Вакуль…

Слова обжигали язык, как древние заклинания, заполняя меня и мир вокруг. Озеро будто ожило, его воды мягко затрепетали, отражая свет луны и звёзд, и я ощутила, как моя душа, моё сознание отдаляются, становясь частью этой жертвы, частью обета, принесённого не только мной, но всеми поколениями, прошедшими до меня.

Я зачерпываю воду, умывая ей сначала свое лицо, после — лицо Димы, стоящего рядом.

И снова нас поят напитком из трав. И снова сознание уходит все дальше и дальше от реальности. Я чувствовала, как мой разум растворяется в этом таинственном напитке, как между мной, Димой, озером и древними силами исчезает граница. Всё сливалось в одно целое, где время, обыденность и я сама переставали существовать в прежнем виде.

Моё затуманенное сознание едва улавливало происходящее, но ощущение древнего и мистического не оставляло меня. Надежда, крепко держа нас за руки, повела к валуну, и в этом движении была неизменная уверенность, как будто она знала что-то важное, ускользающее от нашего понимания. Подойдя ближе, я увидела на валуне нечто, напоминающее человеческий силуэт, но нереальный, словно сотканный из тени и света, и от него исходила странная, завораживающая энергия.

Существо, лежавшее на камне, казалось одновременно живым и не живым, воплощением древней силы, что обитала в этом лесу, в воде, в самой земле. Его черты, полупрозрачные и смутные, напоминали человеческие, но с какой-то неземной грацией и безмолвной властью, которая не нуждалась в словах.

Надежда произнесла что-то на древнем языке, и её голос звучал, как шёпот ветра, словно слова были сами по себе заклинанием.

— Йома, — услышала я знакомое слово, — Йома, смущающая умы. Ведьма, порождение леса. Отдайте ее тому, кто дает нам силу.

В моей руке лежал предмет, холодный и острый, словно нож, но не такой, как обычное оружие. Его лезвие казалось живым, от него исходил лёгкий запах, который одновременно был и приторно-сладким, и тяжёлым, словно лесная отрава, как будто само лезвие пропитано силой, способной связать или уничтожить. Я чувствовала, что этот предмет не просто инструмент, а часть ритуала, несущая в себе древнюю власть.

Мои руки, сжимают предмет, поверх моих рук лежат руки Димы. Мы смотрим друг на друга, связанные в одно целое, а потом смотрим на то, что лежит на валуне.

На долю секунды… всего на долю секунды мне кажется, что на меня смотрят знакомые карие глаза, полные боли и ужаса, и сердце сжалось от этого взгляда, как от удара. В этот миг всё вокруг, казалось, замерло, и дыхание остановилось. Лёгкий, почти призрачный силуэт, прежде казавшийся частью ритуала, вдруг стал пугающе реальным, словно обнажая неведомую правду.

Я невольно сжала нож сильнее, чувствуя, как руки Димы крепче обвивают мои, удерживая и поддерживая, будто защищая меня от того, что я видела. Он молчал, но его присутствие было твёрдым, и я знала, что он чувствует то же самое, что и я. Необычная связь между нами и этим странным существом становилась всё ощутимее, неотвратимой, связывающей нас с водой и ритуалом, с древними силами и чем-то пугающе близким.

Карие глаза исчезли так же внезапно, как появились, и передо мной снова был неясный силуэт, окутанный ночной тьмой и лунным светом. Слова Надежды, шёпот ветра, призыв древних сил, всё смешалось в одно, и я понимала, что сейчас должна совершить следующий шаг — какой-то акт, что завершит ритуал, привнесёт освобождение или даст новую силу.

Я моргнула и это движение вдруг стало нереально реальным. Снова перевела глаза на валун. Глаза стали больше, под ними проглядывало знакомое лицо. Избитое, окровавленное, сломленное.

— Это иллюзия? — прошептала я, почти не осознавая, что говорю вслух.

Руки Димы сильнее сжали мои, побуждая к действию. Но его глаза…. На долю секунды в них проскользнуло сознание и осознание.

Я снова моргнула, словно это простое действие на несколько мгновений возвращало мне реальность. Мое сознание словно разделилось надвое, одно было жрицей, совершающей обряд, а второй была я, пытающаяся понять, что происходит здесь.

Пение фигур стало громче. Оно гипнотизировало, заставляло действовать, завершить обряд. Дима поймал мой взгляд, и я уловила в нем почти что панику.

Перевела глаза на валун. На зеленом холодном мху лежала связанная, избитая Наталья.

Ее