Развод. Не прощу за "походную жену" - Екатерина Гераскина

Тёплые волны сомкнулись вокруг тела, обволакивая кожу.

Я слышала, как позади меня Арагон снимает остатки одежды, но не оборачивалась.

Вода поднялась до груди, я немного отплыла к противоположной стороне.

Когда обернулась, он уже был в воде, по грудь. Я подплыла к нему.

Он протянул руку к мылу, а я, не дожидаясь, потянулась к его спутанным волосам, собранным в небрежный узел. Он молча подался ближе.

Я распустила волосы — они рассыпались по плечам. Он сделал тоже самое и расплёл мою косу.

Густой туман делал всё вокруг нереальным, будто мы оказались вне времени.

Он развернул меня к себе спиной.

Сам присел на каменный выступ в воде, так, чтобы не намочить бинты — хотя это было бессмысленно.

Положил руки мне на плечи, чуть надавил, направляя ниже, чтобы я погрузилась. Потом начал распутывать и намыливать мои волосы. Пахло кедром.

Он распутывал пряди за прядью, осторожно, словно боялся причинить боль.

Несколько раз омыл меня с головы до плеч, потом мыльными ладонями провёл по шее, по спине. На груди я остановила его руки — не позволила.

Мы и так шли по слишком тонкому мосту между тем, что можно, и тем, что нельзя.

Я повернулась к нему.

В его взгляде было столько жадного огня. Я подняла руки к его волосам — теперь моя очередь. Тот развернулся ко мне спиной, погрузившись в воду и оперившись на каменный выступ руками, он запрокинул голову назад.

Длинные, густые, спутанные волосы были такими же длинными, как у меня.  Я неторопливо вымывала их, разделяя прядь за прядью, чувствуя, как его дыхание становится неровным.

Он едва заметно вздрагивал, сжимал пальцами каменный край, напрягался всем телом.

Но держал себя в руках.

Я положила мыло рядом с ним и начала смывать остатки пены с его спины.

Пальцы скользили по шрамам — старым, новым, пересекающим кожу.

Их было так много, что сердце сжималось от боли.

Потом я повернула его к себе. Его глаза были чёрными, полными сдержанного желания. Грудь тяжело вздымалась.

Я сняла повязку, обмыла рану, огладила мыльными руками его плечи и живот.

— Дальше я сам, — сказал он тихо, почти шёпотом.

— Конечно.

Я закончила и первой выбралась из воды.

Кожа покрылась гусиной кожей от холодного воздуха.

Он тут же сказал:

— В рюкзаке есть ткань. И чистая одежда для тебя.

Я удивлённо подняла голову. Думала, придётся снова надевать грязное.

Но Арагон позаботился обо всём, пока я спала.

Я взяла одежду и завернулась в тёплую ткань.

Смотрела, как Арагон заканчивает омовение.

Это было завораживающее зрелище.

Вода струилась по его телу, по плечам, по груди, стекала по шрамам, по тем самым линиям, что хранили следы войн.

Его тело — мощное, закалённое, сотнями боев притягивало взгляд.

Даже шрамы не портили его.

Они, наоборот, шли ему — придавали суровость, силу, неукротимость.

Только один шрам пугал — тот самый, что проходил прямо у сердца.

Тот, который почти лишил его жизни.

— Ты изменил после этого ранения? — спросила я тихо, не сразу решаясь поднять взгляд.

Арагон замер, стоял по пояс в воде.

Он долго смотрел на меня, закутанную по грудь в ткань, сидящую на камне у источника.

— Да, — произнёс он наконец.

Потом мы собрались и добрались до стоянки. Воздух там был прохладнее, и запах дыма от костра тянулся по ветру. Этьен и Ройберг уже приготовили ужин — простой, но сытный. Много мяса и каши.

Кошка сидела рядом с костром, грея лапы, а котёнок спал, свернувшись клубком у ног Алекса.

Лири разливала по чашам травяной отвар, тихо переговариваясь с лордом Соем.

Я подошла к Арагону.

Он снял чистую рубашку, и я снова принялась перевязывать его рану.

Ткань была пропитана настоем трав, запах горечи и хвои заполнил воздух.

Он сидел молча, чуть склонив голову, и позволял мне работать.

Когда закончила, он тихо сказал:

— Спасибо.

Я только кивнула.

Потом прошла вдоль ряда, проверила других раненых — Дианта,