One for My Baby, или За мою любимую - Тони Парсонс

И все же, когда я встречаю Ольгу в больнице, мне начинает казаться, что теперь она нравится мне даже еще больше, чем раньше. Она выглядит такой юной, такой бледной и замученной, как будто ей пришлось пережить нечто ужасное, то, что она не забудет уже до конца своей жизни. Нечто такое, что коренным образом изменит ее взгляды на мир.

И мне уже не хочется расставаться. Я действительно хочу еще раз постараться наладить с ней хорошие отношения. Использовать свой шанс, так сказать. И это чувство не отпускает меня до того момента, когда я пытаюсь обнять ее за талию, а она бросает на меня испепеляющий взгляд.

— Со мной все в порядке…

— Поехали ко мне.

— Что?

— Не уезжай на свою квартиру, ладно? Поехали лучше ко мне. Там у тебя будет своя комната. Если хочешь, я лягу на диване. Пока ты… ну, сама понимаешь. Как это лучше выразиться? Пока тебе не станет лучше.

Я понимаю, что подобное предложение ей не слишком нравится, но мысль о том, что сейчас придется возвращаться в сырую комнатушку, которую она снимает с тремя подружками, оказывается еще отвратительней. Мы ловим такси, и едем ко мне домой. Ольга сжалась внутри своего дешевенького черного пальто, и мы всю дорогу молчим, стараясь не касаться друг друга.

Очутившись в квартире, она передвигается медленно и очень осторожно, словно ее до сих пор мучает боль. Перед сном Ольга уходит в ванную и очень долго не возвращается оттуда. Когда она ложится и засыпает, я заглядываю в комнату, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Ее лицо почти такое же бледное, как наволочка на подушке.

Потом Ольга просыпается и спрашивает разрешения позвонить. Я отвечаю, что, мол, конечно, пусть звонит, куда хочет, для этого не нужно спрашивать моего разрешения. Она долго по-русски говорит с кем-то по телефону. Похоже, со своим бойфрендом. Оттого что девушка начинает всхлипывать, русский язык кажется мне еще более жестким и даже каким-то бессердечным.

Я не могу даже предположить, что она ему рассказывает. Разговор заканчивается, и Ольга вежливо благодарит меня за то, что я позволил ей позвонить домой. Как будто мы чужие друг другу люди и даже не знакомы, словно просто очутились за одним столом в гостях и я только что передал ей солонку. После этого она, шаркая ногами, снова отправляется спать.

Зимний день быстро заканчивается, и в мою квартиру заползает темнота. Но я даже не включаю свет. Я в полном одиночестве сижу в гостиной, закрыв лицо руками, а Ольга спит на моей кровати, изредка что-то бормоча во сне и даже выкрикивая. Может быть, это чье-то имя. Я сижу и думаю о том, как сильно мы с Роуз хотели ребенка. Это было бы самым лучшим, что только могло произойти с нами в этом мире. Это стало бы ценнейшим даром, причем для нас обоих. Для моей жены и для меня. Как же мы старались, чтобы наше желание исполнилось!

Мы начали свои попытки сразу же, с первого дня после свадьбы. У нее все необходимое «оборудование» находилось рядом с кроватью. На тумбочке лежал бело-розовый футляр с термометром, чтобы измерять температуру сразу после пробуждения. Тут же лежала «волшебная» палочка, которую она забирала с собой в ванную и с ее помощью проверяла начало овуляции. Так мы определяли, когда лучше всего возобновить попытки. Все данные строго заносились в дневник.

Что ж, надо попробовать еще раз. И еще… И еще…

И так день за днем, месяц за месяцем. Прошел год, и мы уже собирались по-серьезному сдавать анализы. Я должен был «заняться любовью» с маленькой баночкой, а Роуз следовало тщательно проверить всю «водопроводно-канализационную» систему. Мы пытались отшучиваться по этому поводу, чтобы не слишком переживать. Мы то и дело пересказывали друг другу анекдоты на эту тему.

«— Мадам, вы заказали яйца. Вам их сварить или пожарить?

— Мне их оплодотворить».

Нам не хватило времени. Чуда не произошло. Ребенка у нас так и не получилось. А потом Роуз погибла.

Она больше всего на свете хотела родить от меня ребенка. Роуз считала, что из меня выйдет превосходный отец. Может, в это сейчас трудно поверить, но все действительно было так. И это уже не шутка. «Ты будешь великолепным папочкой, Элфи», — часто говорила она мне.

Роуз очень хотела родить от меня ребенка, но, конечно, это было очень давно, много лет назад, когда я был еще живой и, конечно, намного лучше, чем я нынешний.

На следующее утро я оставляю Ольгу спать, а сам отправляюсь в ближайший книжный магазин, чтобы купить подарок для Изюмки.

— Мне нужна одна книга, — обращаюсь я к юноше за прилавком. — Она называется… э-э-э…

— Вспомните автора, если забыли название.

— Сейчас… как это… «Почуй страх» и еще что-то дальше.

— Наверное, «Почуй страх, слабак!»? Да, есть такая. Это новая книга Скалы. Он борец. А книгу вы найдете рядом с дверью, вон там.

И действительно, возле входа стоит целая этажерка с этими книгами. Я беру себе одну и вглядываюсь в мускулистого, полуобнаженного, бритого мужчину. Он скалится с обложки и выглядит так, словно демонстрирует спортивные трусы для занятия борьбой.

Я бегло просматриваю страницы с фотографиями. В основном здесь запечатлены интереснейшие моменты боев, где Скала разделывается со своими соперниками. Или, во всяком случае, делает вид, что побеждает их. Правда, в конце книги я обнаруживаю интересный раздел, где Скала заснят вместе с детьми разных национальностей. Там же опубликовано интервью с героем, в котором он делится своей философией. Скала говорит о том, как необходима в современном мире благотворительность, о том, что нужно бороться с расизмом и, самое главное, с добром относиться друг к другу, чтобы в мире прекратилось насилие. Он считает, что в жизни всегда нужно поступать по-человечески.

И тут я понимаю, что, как ни стараюсь, не могу выжать из себя даже снисходительную улыбку.

Скала говорит именно о том, что поступать нужно только по-человечески. Иначе он обещает надрать задницу любому своему сопернику и отправить их всех к дереву скорби.

Поступать по-человечески. Похоже, это самый замечательный совет, который я слышал за последние годы.

Я возвращаюсь домой и обнаруживаю, что Ольга ушла. Ни записки, ни последнего «прощай», только несколько светлых волосков в раковине ванной комнаты.

Решив, что так отношения заканчивать нельзя, я звоню ей на квартиру. К телефону подходит одна из ее подружек и отправляется искать Ольгу. Затем я снова слышу ее голос. Она сообщает, что Ольга не желает со мной разговаривать.

Иногда бывает поздно поступать по-человечески.

Я вспоминаю, как мы отмечали наступление китайского Нового года, а еще о том, как мне нравится симметрия в семействе Чан. Джордж и Джойс, Гарольд и Дорис, маленькая Диана и Уильям. Вся семья демонстрирует полную гармонию и равновесие, что в очередной раз вызывает у меня приступ зависти.

По сравнению с Чанами моя семья представляет собой какие-то жалкие остатки некогда целого и крепкого маленького общества.