Охота на Трясогузку - Алиса Перова

Наверное, он пребывал в таком шоке, что даже не замечал дискомфорта, а теперь затравленно озирается и, зажмурившись, стыдливо опускает голову и прикрывает ладонью мокрое пятно.

Я не знаю, куда девать глаза и улыбаюсь, как дура, а самой хочется плакать от жалости. Дурацкое путешествие!

— Да брось ты, Жор! — гудит Геныч и обнимает его, как родного. — Ты у нас в натуре герой! Это мне ещё повезло, что я чуть раньше успел отлить, а иначе, клянусь, я своим адреналином затопил бы тут весь лагерь, да ещё и трубил бы, как слон. Ты давай-ка, брат, обопрись на меня, пока твоя отважная девочка не сломалась.

Геныч аккуратно снимает обмякшего Жорика с девочки Инессы и восхищённо таращится на неё.

— А Вы, Инесса Германовна, теперь навеки мой кумир. С одним мундштуком против саблезубого монстра — это очень сильно! А бы так не смог. И мне очень стыдно, что я сам не попёр Жоре на выручку… что-то я растерялся… но в своё оправдание хочу сказать, что я молился за вас обоих. Вы как, моя гулюшка, в норме?

— Спасибо, соколик, твоими молитвами, — ехидно отзывается Инесса и глубоко с наслаждением затягивается сигаретой.

— Инесса Германовна, Вам бы успокоительного, — сочувственно предлагает Стефания. — У меня есть, я сейчас Вам н-накапаю.

— Да я вот тоже думаю, что надо бы хряпнуть коньячку. Ты не беспокойся, моё солнышко, у меня всё есть, и я сама себе накапаю.

Она заправляет в мундштук очередную сигарету и жадно прикуривает, пока басовито воркующий Геныч, к всеобщему облегчению, провожает пострадавшего Жору в палатку. Хорошо ещё, что французов не видно и не слышно — дрыхнут, как сурки, даже не подозревая, какие страсти тут творятся.

— Аленький, — со спины меня обнимает Вадик и трётся губами о мой затылок. — Я очень рад, что ты этого не видела.

— Могли бы меня и разбудить, — ворчу в ответ, хотя теперь вовсе не уверена, что хотела бы этого. Прямо сейчас мне хочется совсем другого.

— Сань, — к нам подкрадывается Стешка, — я п-потом тебе всё п-покажу.

— Что покажешь? — непонимающе переспрашиваю и, оглянувшись на смущённую сестрёнку, нежно обнимающую камеру, догадываюсь, о чём речь. — А ты что, всё это снимала?

— Это случайно п-получилось, — оправдывается она, волнуясь. — Но это ведь уникальный м-материал — встреча неподготовленного человека с х-хищным зверем.

Неожиданно рядом с нами вырастает Геныч.

— А я-то всё думал, кто эти люди, что снимают убийства на камеру, — грохочет он. — Персик мой, да ты, оказывается, у меня очень хищный фрукт.

Стешка же напротив — выглядит сейчас такой трогательной и невинной, что я готова поверить в случайность. И поверила бы, если б не видела, как она снимала бегущего на неё слона. Прав был Геныч — наша безумная охотница даже в крокодильей пасти не расстанется с камерой. И тут подаёт голос Инесса:

— Молодец, девочка! Вот, что я называю высоким профессионализмом! Кстати, Стешенька, не забудь сделать для меня копию.

* * *

Завтракаем мы в тягостном молчании, да и сам завтрак не радует. Но встречать новый, полный опасных приключений день на голодный желудок не стоит. Поэтому сидим кушаем, а все попытки завязать непринуждённую беседу разбиваются об унылый вид Жорика. Жаль его до слёз, но в такой ситуации женское утешение не прокатит, поэтому мы со Стешкой чувствуем себя неловко. А наши мальчики всё, что смогли, уже предприняли — поддержали, похвалили и за компанию с Жориком всосали столько успокоительного «горючего», что от зевоты едва челюсти не вывихнули.

И вот какая им теперь экскурсия?

В джипе Вадик снова занимает место рядом со мной и, растянув губы в хмельной улыбке, склоняет голову мне на плечо.

— Аленький, — шепчет он, — ты же видишь, какая херня тут творится… любой поход в туалет может стать последним. И, знаешь, мне будет очень обидно, если меня сожрут, а ты так и не узнаешь, как я люблю тебя.

Наверное, я уже знаю… и от этого мне и сладко, и горько, и зло… и щекотно, когда его губы касаются моей шеи.

— Ты пьяный, Вадик…

— Но ты же знаешь, что у пьяного на языке, то у трезвого в голове… или наоборот? А-аль, пожалуйста, выйди за меня ещё раз замуж. Мы могли бы с тобой сделать это на острове… на берегу океана. Что скажешь?

— А надо прямо сейчас сказать?

— Ну-у… я же тебя прямо сейчас люблю.

— А что потом, Вадим?

— Я не знаю, Аленький… правда не знаю, но очень хочу это выяснить рядом с тобой, — его голова соскальзывает с моего плеча и мягко опускается на мои колени. — И клянусь, что готов провести в этом зверинце столько ночей, сколько понадобится тебе для… положительного отве… та.

Вадик уже спит, подложив под щёку мою ладонь, а я сжимаю свободную руку в кулак, чтобы удержаться и не погладить его чёрные жёсткие волосы. Сейчас он и не дождался бы моего ответа… но у меня есть время, чтобы подумать и ответить себе самой, готова ли я рискнуть снова.

* * *

Александрина

Нгоронгоро — очередной национальный парк, куда мы сейчас и направляемся.

— Его по п-праву называют жемчужиной Танзании, — информирует нас Стефания.

Нас — это меня, Инессу и Жорика. А вот Геныч с Вадиком чхать хотели на очередной зоопарк — утомлённые ночным дежурством и утренним приключением, они дрыхнут без задних ног. Туристы, блин!

Сперва я даже сдуру умилялась, глядя на спящего Вадика, а теперь стало обидно. Вот как так можно — обсуждать такие важные и волнительные вещи, а потом вдруг в одну секунду вырубиться? Женщины так не умеют, зато мужики в любой непонятной ситуации впадают в спячку. Чурбаны бесчувственные!

— Когда-то давным-давно, — таинственным и убаюкивающим тоном вещает Стешка, — на месте Нгоронгоро возвышалась огромная гора, намного больше, чем Килиманджаро. По её склонам текли п-потоки лавы, уничтожая на своём пути всё живое, а вершину древнего вулкана окутывали чёрные тучи дыма. И однажды, н-несколько миллионов лет назад, в результате очередного страшного извержения вулкан был разрушен, а на его месте образовалась г-гигантская воронка. А теперь этот природный котёл диаметром более двадцати километров и п-представляет собой заповедник Нгоронгоро.

— Двадцатикилометровый кратер? — поражённо восклицает Инесса, обмахиваясь пушистым перьевым веером.

— И что, теперь мы попрёмся на дно вулкана? — возмущаюсь я. Этого ещё не хватало.

— Да! — отвечает Жора нам обеим. И весь такой жизнерадостный!

Похоже, он твёрдо уверился в том, что самое страшное в своей жизни уже пережил сегодня утром, и всё дальнейшее теперь ему