Я держу тебя - Стейси Уильямс

Она поднимает брови.

— Дамы, я тоже когда — то была молодой и симпатичной. Не думайте, что я не знаю, что здесь происходит. Если ты пытаешься убить вон того здоровяка, дело в шляпе.

Я ошеломлена.

— Но правда, — добавляет Симона. — Ты должна быть осторожна. Он может проглотить свой язык, что будет настоящим разочарованием, когда вы, наконец, перестанете бороться с этим и начнете целоваться со своим мужем. Блин, я бы и дня не продержалась, не говоря уже обо всем этом времени, которое вы потратили. Я начинаю нервничать, просто думая обо всей этой сдерживаемой тоске, — она обмахивается рукой.

Я свирепо смотрю на неё. Не нужно было рассказывать о моём почти поцелуе с Шейном.

— Никаких поцелуев не будет. Мы просто… друзья. Это сложно.

Гвен разворачивается, уперев руки в бедра, и смотрит на меня материнским взглядом.

— В этом нет ничего сложного. Я видела вас двоих. Вы женаты, и не кажется ли, что пришло время вам обоим увидеть, к чему это может привести?

Я вздыхаю.

— Всё не так просто. У нас договоренность, и мы не можем смешивать это с… сексом. К тому же, я хочу большего.

— Кто сказал, что дело не в чём — то большем? — спрашивает Гвен, как будто я что — то упускаю. — Не забывай, что я рядом с вами обоими, прихожу и ухожу, и мои глаза уже не те, что раньше, но я вижу, что он заботится… довольно сильно.

— Он всё ещё такой замкнутый, — это не тот разговор, которого я ожидала сегодня. — Конечно, влечение бушует, по крайней мере, с моей стороны, но мне нужно нечто большее. Я не хочу, чтобы всё зашло слишком далеко и оказалось, что я на самом деле его не знаю. Я хочу, чтобы он захотел поделиться со мной своими переживаниями. Я хочу знать его всего, и о чём он думает.

Симона поднимает брови, глядя на меня.

— А ты делилась с ним чем — нибудь?

Я фыркаю и склоняю голову набок, зная, что рассказала ему лишь обрывки, но ничего особенного.

— Может быть, тебе нужно подать пример, — говорит она, как будто это так просто. — Серьезно, из — за этих леггинсов он может выдать свои самые сокровенные секреты.

— Видишь, — визжу я. — Это был мой маленький грязный план. Может смотреть, но не прикоснуться. Свести его с ума, пока он не сломается.

Гвен усмехается.

— Милая, он, по крайней мере, такой же упрямый, как и ты, и при таких темпах я боюсь того, что может вспыхнуть, если напряжение станет ещё больше. Шейн невозмутим, а ты чуть не подожгла покой этого человека.

Я смеюсь.

— Мой папа всегда говорил, что моя мама была похожа на фейерверк. Просто никогда не знаешь, когда она может взорваться. Я ничего не могу с этим поделать. Для меня это естественно.

Пока мы смеемся, открывается задняя дверь, и входит Шейн. На кухне внезапно становится тихо, и он останавливается как вкопанный. Его густые темные брови сходятся на переносице, между ними появляется складка, как будто он знает, что мы говорили о нем. Затем его глаза находят меня, и он смотрит достаточно долго, чтобы всем стало не по себе.

— Что это? — спрашивает он, и это звучит почти как рычание.

Я прикидываюсь дурочкой, изо всех сил стараясь не обращать внимания на хихиканье в углу, где собрались Гвен и Симона. Я хочу прожечь дыры в их спинах своими лазерными глазами.

— Я пойду накрывать на стол, — объявляет Симона.

— Я соберу детей и попрошу их помыть руки, — добавляет Гвен, оставляя меня наедине с хмурым взглядом Шейна.

Я смотрю на него, а затем возвращаюсь к своей задаче.

— О чём ты?

— Я про это, — он нетерпеливо пытается прояснить тему, но я не принимаю ответ.

Я останавливаюсь и перевожу дыхание.

— Гризли, тебе придется быть более конкретным.

Он делает пару шагов, останавливаясь так близко, что я чувствую тепло, исходящее от его тела. Я возвращаюсь к своей задаче, игнорируя его, его опьяняющий аромат и тот факт, что мне хотелось бы ухмыльнуться над его крайне раздраженным состоянием.

Он говорит, и это звучит так низко и мягко, что у меня дрожит в животе.

— Эти парни ни за что не придут сюда, пока ты в этом, — говорит он, так низко и мягко, что у меня сводит живот.

Я смотрю вниз на свои леггинсы, а затем снова на него.

— Во — первых, я буду надевать всё, что захочу. Во — вторых, это леггинсы, которые я ношу постоянно. И в — третьих, эти парни не будут смотреть на меня. Я как мама. Они смотрят на хорошеньких молодых девушек, таких как Сэди и, ну, Симона, потому что она исключение из правил.

— Нет, — говорит он так, словно принял решение.

Мне хочется рассмеяться, но я сдерживаюсь.

— Шейн, я не переоденусь. Никого не волнует, что на мне надето.

— Там целая группа мальчиков — подростков и Ник, которым, я могу сказать, будет очень интересно, что надето на тебе.

Я закатываю глаза.

— Шейн, ты хочешь сказать, что, когда ты ходил на мероприятия с какой — нибудь горячей молодой моделью под руку, ты диктовал им, что надеть?

— Нет.

— Так я и думала. Самое смешное, что они, вероятно, надели бы всё, что ты им предложил. Но не я. Я не собираюсь переодеваться.

Он пристально смотрит на меня, и я вижу, что в его глазах, полных раздражения, что — то назревает. Он опускается на колени, хватает меня, перекидывает через плечо и несет обратно в нашу спальню.

— Шейн, — предупреждаю я, когда Симона смеётся. Когда он не слушает, я бью кулаком по его заднице, но его стальные ягодицы, скорее всего, даже не почувствовали этого.

Оказавшись в спальне, он опускает меня на пол, загораживая дверной проем своим телом, как будто я могу попытаться сбежать.

— Переоденься.

Я больше не могу сдерживаться. Нелепость всего этого заставляет меня смеяться.

— Нет. Мне нравятся эти леггинсы.

— О да, конечно, — требует он, явно не находя во всём этом ничего смешного.

— Почему? Зачем мне переодеваться? — я улыбаюсь и кладу руки на бедра, ожидая, когда он это признает.

Его взгляд скользит по мне, и он тяжело, измученно выдыхает.

— Потому что.

Я подхожу ближе, на этот раз полностью занимая его пространство.

— Потому что почему?

Его голос низкий и грубый.

— Потому что, если эти леггинсы будут на тебе ещё минуту, случится то,