Игры мажоров. Хочу играть в тебя - Тала Тоцка

По законам штата Невада передо мной сейчас мой законный муж. Уже целые сутки. А я целые сутки его жена, Мария Топольская.

Представляю, что сказала бы мама. И Андрей. Мы теперь все могли бы быть на одной фамилии, но, конечно, не будем. Никита сам сказал, что мы не станем подтверждать брак. А значит, он автоматически будет аннулирован.

Не хочу даже себе признаваться, что мне жаль. В этом нет никакого смысла, я знала с самого начала, что так будет. Я просто хочу Никиту.

Так странно, теперь я имею полное представление, что означают эти слова. Еще более странно, что мне жаль девушек, которые были с Топольским. За то, что они больше не с ним.

Пальцы скользят по выбритым вискам. Мне все в нем нравится — и прическа, и улыбка, и мимика. Идеальное лицо и потрясающая фигура само собой тоже. И очень нравится, как Никита Топольский занимается сексом.

Мы вчера — или уже сегодня — повторили еще два раза. Один раз в душе, второй когда собрались спать. Мы лежали вот так как сейчас, лицом к лицу. И я не удержалась, спросила его о девушках.

Сколько их было? Скольких он любил? Всех помнит или нет? Сколько по времени длились самые долгие его отношения?

Конечно, я выводила его на эмоции. И на откровенность. И конечно, мне хотелось услышать, что никого он не любил. Что никого не запомнил. Что отношений у него ни с кем после меня не было.

Я не могла сказать прямо, что я ревную. Чувствовала, что ему это не понравится. Не знаю, почему. Поэтому соврала, будто хочу понимать, что ждет меня после того, как Игра закончится.

Но Никита не повелся. Он прижал к моим губам большой палец, не дав договорить, и хрипло сказал:

— Мы сюда не разговаривать приехали, Маша. Если не хочешь спать, я найду другое занятие для твоего рта, — протолкнул в рот палец, затем сменил его языком.

Мы целовались как одуревшие, словно только дорвались друг до друга. Мне самой перехотелось разговаривать.

Потом Никита любил меня медленно, держа на весу мою ногу и входя под разным углом. Я захлебывалась от ощущений, кричала, царапалась и извивалась, а мой оргазм длился вечность.

Затем Никита кончал так ярко и красиво, что мне захотелось еще. Я прямо попросила, с Никитой так правильнее — быть максимально открытой.

Если бы я знала это раньше, если бы раньше поняла. Не закрывалась, не отмалчивалась, рассказала про маму и его отца, предложила сделать ДНК-тест. Все было бы по-другому.

Но и жалеть о прошлом я тоже устала. Сейчас мне хорошо. Никита довел меня языком до такого оргазма, что я долго еще приходила в себя, восстанавливая дыхание.

Глажу колючую щеку — так быстро проросла щетина, он же только вчера брился. Запястье попадает в крепкий захват, голубые глаза распахиваются. Я на миг замираю, а затем продолжаю вести рукой по подбородку. Сначала несмело, потом все увереннее.

— Лучше здесь потрогай, — Никита тянет мою руку вниз и накрывает ладонью член.

Внутри все дрожит, когда я поглаживаю гладкую головку, обвожу по кругу, смыкаю ладонь у основания твердой как камень эрекции, а сама тянусь к губам Никиты.

Он без перехода целует, толкается языком одновременно с членом. Его рука ложится у меня между ног, раздвигает складки.

Стону ему в рот, раскрываясь больше, подаюсь навстречу требовательным пальцам.

Никита рывком меня поднимает и усаживает на себя.

— Сядь на него, Маша, — хрипло просит. Облизывает пальцы и размазывает по входу слюну и влагу. Смачивает головку члена, зажимает его в кольцо у основания.

Я приподнимаюсь, ерзаю набухшей плотью по влажной головке, и удовольствие волнами пробегается от затылка до кончиков пальцев на ногах.

Поджимаю их и опускаюсь на член. Шиплю, кусаю губы.

Но вместо наслаждения испытываю дискомфорт. Член внутри кажется раскаленным прутом, и когда Никита толкается бедрами, на глазах непроизвольно выступают слезы.

Он мгновенно чувствует, как я зажимаюсь, обхватывает лицо руками и заглядывает в глаза.

— В чем дело, Маша? Тебе больно? Говори, не молчи.

Киваю и всхлипываю, когда он резко выходит, оставляя во мне чувство опустошенности.

— Почему ты молчишь? Почему сразу не сказала? — Он тянется к тумбочке, достает оттуда тюбик. — Ложись, будем тебя лечить.

Наносит на палец прозрачный гель и наносит на саднящий вход. Размазывает вокруг, затем проходится по краю.

Гель приятно холодит, палец кружит неторопливо, размеренно. Никита не просто лечит, он меня возбуждает.

Закрываю лицо руками, он мгновенно нависает сверху. Пробует отнять руки, и я поддаюсь. Опускаю руки и смотрю на Никиту.

— Больно? — спрашивает он нахмурившись. Не выдерживаю и смеюсь.

— Наоборот! Приятно. Ты меня специально возбуждаешь?

— Конечно, — его тон меняется, становится тягучим, завлекающим, — мы же только начали, и такой облом.

— А что ты будешь делать дальше? — шепчу и насаживаюсь на палец с гелем, который уже хозяйничает внутри меня, вызывая короткие пронизывающие спазмы наслаждения.

Никита хмыкает и, не разрывая зрительного контакта, сползает вниз с обещающим видом.

Из моей груди вырывается шумный выдох, смешанный с протяжным стоном, когда его язык находит клитор.

— Все хорошо? — он возвращается ко мне, нанося на палец еще немного геля.

— Очень хорошо, Ник, только не останавливайся! — бормочу и выгибаюсь от удовольствия, когда палец Никиты размазывает очередную порцию геля. Кружит вокруг входа и как будто случайно соскальзывает внутрь. Его язык теребит клитор, втягивает, лижет.

Оргазм, уже который за последние сутки, накатывает оглушительной волной. Запускаю руки в волосы Никиты и двигаюсь бедрами навстречу его языку.

Мне кажется, каждый мой оргазм сильнее и ярче предыдущего.

— Теперь я, — говорит хрипло Никита, подтягивая к своему члену мою ладонь, но я сопротивляюсь и качаю головой.

Он не успевает ничего сказать, я наклоняюсь ниже и ловлю губами головку.

— Маша, стой, — он рывком тянет меня за подбородок. Отталкиваю руку и вбираю член в рот насколько получается.

— Маш, ты очень расстроишься, если мы не поедем в Гранд каньон? — сонно бормочет Никита, зарывшись в мои волосы. Лениво улыбаюсь и тянусь чтобы поцеловать его в плечо.

— Вообще не расстроюсь.

Он просовывает под меня руки и вжимает спиной в живот.

— Поспим и поедим или поедим и поспим? — от его усыпляющего