Даже когда я уйду - Николь Фиорина

Он выпрямил спину, чуть выпятил грудь и продолжил:

– Так что наслаждайся своей премиальной киской, пока я застрял со скидочными.

Не знаю, чего мне хотелось больше: попытаться понять его или ударить прямо в рожу. Я разжал кулаки и выдохнул.

– Пошли.

– Несмотря на слухи, Мастерс, я не играю за ту же команду.

То, как я поступил после, мало на меня походило. Но я не мог просто стоять. Я залепил пареньку пощечину.

Не ударил кулаком. Залепил пощечину. Не оставил следа. Никаких свидетельств того, что сделал. Просто хлопнул по роже за то, что он вел себя, как трус. Лиам посмотрел на меня, приложив руку к щеке.

– Это за Мию. И, несмотря на слухи, я пришел сюда исключительно для того, чтобы отвести тебя к тому, кого ты не заслуживаешь. Вынь уже голову из задницы, а член – из каждой первой попавшейся киски, и открой, блин, глаза, – прошипел я сквозь сжатые зубы. – Ты причиняешь боль лишь себе и Джейку.

Время будто бы остановилось. Лиам медленно моргнул. Он уронил голову и посмотрел вниз по коридору.

– Где он?

Я отвел его в комнату для групповой терапии и побежал вниз, чтобы встретиться с Джинксом, пока Скотт присматривает за Мией.

Джинкс сидел на своем обычном месте, напялив наушники, закрыв глаза и кивая в такт музыке. Я вытащил наушники у него из ушей, и он поднял на меня взгляд. Одарил беззубой улыбкой, вытащил наушники и передал мне телефон.

– У девчонки есть вкус, – проговорил он сквозь смех. – И почему только она с тобой сошлась?

– Ха! Уел, приятель. – Я положил в карман телефон Мии. – Можно быстренько позвонить?

Я попросил Джинкса добыть телефон Мии, чтобы устроить ей сегодня сюрприз. Она скучала по музыке. Но раз уж я здесь…

– Конечно, мужик. – Джинкс махнул рукой. – Но только быстро.

Я похлопал его по плечу и зашел в дверь.

Мобильник Мии прожигал дыру в кармане. Я поднял трубку и набрал Трэвиса. Он ответил на третьем гудке, я подпер стену и достал телефон Мии, начал с ним играться. Ее жизнь до меня – прямо здесь, у меня под носом. Ее музыка и ее фотографии. То, что она считала важным. То, что стоило того, чтобы сохранить, смотреть и слушать снова и снова. То, что Мия Роуз носила внутри.

– Дом мы покрасили. Выглядит чистенько. Светло. Как ты и хотел.

– Спасибо, приятель! Как там Саммер?

– Беременна! Восемь недель, мы узнали на прошлой… значит, теперь уже девять недель! Можешь в это поверить? Я стану отцом!

Я улыбнулся, кивнув, хоть Трэвис и не мог этого увидеть.

– Поздравляю, мужик. Ты этого заслуживаешь. Ты всего заслуживаешь!

– Еще четыре месяца, и благодаря тебе мы сможем найти и себе приятное местечко для жизни. На многое я не способен, но это начало. Мы съедем как раз тогда, когда ты вернешься домой.

– Все сложится. Не торопись. Ты ведь станешь отцом. А Саммер – матерью. У тебя теперь семья. Откладывай деньги в течение следующих четырех месяцев. Чем смогу, помогу. Но, Трэвис. Не облажайся. Держись подальше от старых связей, никаких «Звеньев». Не нужны тебе их деньги. Ты понял?

Последнее, что стоило делать Трэвису – так это вернуться к старым привычкам, связаться со своей прежней тусовкой, из-за которой он и попал в тюрьму.

– Да, я понимаю. Я не облажаюсь, – выдохнул он.

– Ты ведь на ней женишься?

– Хочу. Но, черт подери, не знаю. Не хочу, чтоб Саммер решила, что я делаю ей предложение исключительно потому, что она забеременела.

– Спроси ее, Трэвис.

– Сейчас?

– Нет, ленивый ты сучонок, подготовься для начала. Устрой ей сюрприз.

– Да, да… я что-нибудь придумаю.

– Как там худи продаются?

– Постоянно заканчиваются. Дела у тебя хорошо идут, приятель. Кто знал, что слова могут так хорошо продаваться?

– Дело не в слове… а в его значении.

Трэвис усмехнулся в трубку.

– Послушай, я даже и не пытаюсь все это понять. Но раз продается, то какая мне разница, а?

– Да, ты молодец.

Джинкс постучал по стеклу костяшкой пальца.

– Послушай, мне пора. Позвоню в четверг.

– Хорошо! Счастливого Нового года, братец.

– Счастливого нового года.

Я повесил трубку, положил мобильник Мии обратно в карман и протиснулся в дверь.

– Спасибо еще раз, приятель.

Джинкс прикрыл глаза и кивнул.

– Всегда пожалуйста.

Двадцать четыре

Когда солнце умирает и кровоточит тьма, она – та черная овца, которых я считаю.

Непредсказуемая. Чужое сожаление. «А что, если». Повторяющаяся ошибка.

Она танцует просто так, ни для кого, и воет с волками. Дитя луны с духом цветного кольца настроения.

Она – любовь всей моей жизни.

Оливер Мастерс

Мия

– Теперь ты занимаешься фотографией? – спросил Итан.

Мы прошли мимо той самой лавочки, на которой сидел мой отец, когда признался в обмане.

Брюс, мой отец, сказал, что он будет рад видеть меня дома, но больше не мог жить под гнетом лжи. Любил ли он меня на самом деле? Или я просто превратилась для него в обязательство? Может, я всегда была лишь оставшимся от матери багажом. Он потому особо и не смотрел на меня – я слишком сильно походила на мать. Если не считать карих ореховых глаз, я была ее копией.

– А ты не хочешь провести Новый год с семьей? Встретить его, как и все? – я снова щелкнула фотоаппаратом.

Прежде я видела Итана лишь в форме и в трусах, и никогда – в кожаной куртке, белой футболке и порванных джинсах.

Итан чуть склонил голову и посмотрел на меня так, словно давно раскусил.

– Вот так и сиди, – потребовала я и сделала еще одно фото, когда Итан потянулся к камере.

Как раз вовремя – успела спрятать карточку за спиной.

– Это не я, клянусь. Это камера хочет тебя трахнуть.

– Ага, и я ее сломаю, если ты сделаешь еще хоть одно фото.

– Разве ты не любишь фотографироваться?

Итан почесал щетину.

– Не-а.

Мы остановились у нашего дерева. Итан опустился на траву и посмотрел на меня.

– И, отвечая на твой вопрос, мы отмечали Новый год с сестрой. У матери Альцгеймер, она живет в доме престарелых. Отец умер от сердечного приступа через некоторое время после того, как матери поставили диагноз. Оливия была моей единственной семьей.

Я плюхнулась рядом с ним и откинулась назад. Итан ни разу не рассказывал о своей семье за все время нашего знакомства. Я упрашивала, пыталась услышать хоть что-нибудь, но не преуспела… до сего момента. И я воспользовалась