Только однажды - Джилл Мэри Лэндис

Заметив дочь, Томас изменился в лице. Джемма медленно глубоко вздохнула, стараясь сохранять спокойствие. Скорее всего ей предстояло поговорить с отцом в последний раз. Она не собиралась ни уступать, ни сдаваться.

Томас откашлялся, прочищая горло, и тут же на его лице появилась широкая приветливая улыбка. Он прошел в комнату и отставил бокал.

– Я думал, ты давно легла.

– Еще нет. Сначала я хочу поговорить с вами. – Джемма не могла понять, почему отец так разнервничался. Он не мог знать, что она подслушала его разговор с Андре. Видя, как он улыбается этой своей заискивающей улыбкой, и зная, что в ней нет ни капли искренности и любви, Джемма почувствовала, как внутри у нее все перевернулось.

– В чем дело, моя дорогая? Ты выглядишь усталой. Я думаю, ты слишком много сил отдаешь сиротскому приюту. Не понимаю, почему тебе нравится зря тратить там время. Матери большинства из этих девочек шлюхи. Так что им на роду написано пойти по той же дорожке, когда вырастут.

– Вы так думаете?

– Конечно, – ответил он.

– Значит, вы плохо знаете людей и не имеете представления о силе человеческого духа и решимости.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу сказать, что если девочка пожелает изменить свою жизнь и обстоятельства, то она этого добьется.

– Весьма маловероятно в наше время, – сказал отец,с фальшивой улыбкой.

Джемме хотелось закричать, выругаться, швырнуть что-нибудь, на худой конец, но она проявила твердость и не дала воли гневу.

– Я тоже собираюсь изменить свою жизнь.

На лице его промелькнула растерянность. С утратой уверенности растаяла и его притворная улыбка.

– О чем ты говоришь?

– Я возвращаюсь назад в Кентукки.

Потрясение, отразившееся на его лице, ее не удивило. Томас торопливо засеменил к двери и вышел на балкон, по-видимому, пытаясь разглядеть что-то в темноте ночи. Джемма на мгновение задумалась, почему он так странно себя ведет, но не стала на этом задерживаться. Отец повернулся и возвратился в гостиную.

– Что, во имя всего святого, с тобой случилось? Может, тебе лучше присесть?

– Нет, я хочу услышать правду, прежде чем уеду.

– О чем ты говоришь?

– Я говорю о небольшой сделке между вами и Андре Роффиньяком, которую вы обсуждали недавно, а я случайно услышала. Вы снова это сделали, отец! Как вы могли?!

Томас попробовал исправить положение, в котором оказался из-за того, что Джемма открыла его замыслы.

– Послушай, Джемма. Давай сядем рядом и поговорим, как взрослые люди. Разве не этого ты всегда хотела? Чтобы я обращался с тобой как со взрослой. Ну же, дорогая…

Когда он попытался обнять дочь, она оттолкнула его и отступила назад.

– Не смейте никогда больше прикасаться ко мне! Я всю свою жизнь мечтала, чтобы вы обняли меня, как сейчас. Теперь же меня тошнит от одной мысли об этом. Ваши действия так же лживы, как и ваши слова!

Фальшивая улыбка сползла с его лица. Он так разозлился, что перестал владеть собой.

– Ну и что? Да, я солгал. По крайней мере я дал тебе время получше узнать Роффиньяка, прежде чем вы поженитесь. Чем же он плох?

– Я его не люблю.

Отец смерил ее холодным взглядом.

– Должен ли я напоминать, что тебе недавно исполнилось девятнадцать? Скоро ты будешь уже так стара, что никто не пожелает на тебе жениться. Тебе этого хочется? Окончить жизнь старой девой? – Он подошел ближе и навис над ней. Джемма почувствовала, что от него разит спиртным. Отец заглянул ей в глаза. – Может, ты собираешься уйти в монастырь? Может, ты предпочитаешь иссохнуть, так никогда и не узнав мужской ласки?

Джемма отступила еще на один шаг, врезалась спиной в секретер, стоявший сзади, и поморщилась. Ее отец продолжал:

– Я заключил с Андре Роффиньяком великолепную сделку. Ты должна радоваться, что он вообще тобой заинтересовался.

– Вы так ничему и не научились, не правда ли?! – воскликнула Джемма, защищаясь.

Ей было невыносимо чувствовать свою беспомощность. Отец буквально прижал ее к секретеру.

– Ты ошибаешься. Я научился не повторять ошибок, которые допустил прежде. Я старался дать тебе время, чтобы ты оценила Андре и влюбилась в него. Но теперь я буду действовать иначе.

– Вы снова меня продали. – Слова давались ей с трудом. Они словно жгли ей язык. – Позвольте спросить вас, отец, цена значительно упадет, если Андре узнает, что я больше не девственница? Захочет ли он по-прежнему охотно принять меня из ваших рук? Неужели ему так необходимы эти деньги?

О'Херли отшатнулся назад, словно получил удар в лицо.

– Не девственница? Что… что ты сказала?

– То, что я уже не девственница. Вам больше нечем торговать.

– Ты лжешь!

Джемма сделала ошибку, подступив к нему ближе.

– Я переспала с мужчиной.

Отец поднял руку и изо всей силы хлестнул ее по щеке, так что Джемма не устояла на ногах и ударилась о дверной косяк. У нее перехватило дыхание, колени подогнулись. В глазах замелькали звезды, и девушке показалось на миг, что она теряет сознание. Но ей удалось справиться с собой и устоять на ногах. Ухватившись одной рукой за край открытой двери, а другой за косяк, она выпрямилась.

Чернокожий дворецкий поспешно вбежал в комнату. Босиком, в наполовину расстегнутой ливрее, запыхавшись после пробежки по лестнице, он застыл неподвижно в дверном проеме с широко раскрытыми от страха глазами.

– Все в порядке, масса О'Херли? Вам что-нибудь нужно?

– Убирайся!

Отец буквально кипел от ярости и с трудом выговаривал слова. Джемма никогда не видела его в таком состоянии. Устремив с мольбой взгляд на дворецкого, она молчаливо просила его остаться. Тот взглянул на хозяина и мгновенно скрылся. Джемма не могла его винить. Если бы она имела возможность, то тоже бы убежала.

Когда отцу удалось взять себя в руки, он понизил голос:

– Полагаю, ты отдалась мужчине, который сопровождал тебя на север?…

– Верно, Хантеру Буну. Так его звали, и я любила его.

– Очевидно, этот Бун воспользовался тобой и не задумываясь бросил.

Эти слова отца глубоко ранили Джемму, но она никогда не позволила бы ему узнать об этом.

– Вы ничего об этом не знаете. Ничего! Эта была полностью моя идея. Вас порадует, если я скажу, что мне практически пришлось его упрашивать?

Томас буквально затрясся от ярости. Джемма прижала ладонь к ушибленной щеке и напомнила себе об осторожности, иначе отец может забить ее до смерти. Здесь не было никого, кто остановил бы его руку. Ни святого Михаила, ни Хантера. Никого.