И солнце взойдет. Он - Варвара Оськина

– Разумеется, – протянул Ланг. И в одном его слове было такое количество яда, что Рене передёрнуло. Итак, время сказок закончилось, пришла пора платить за представление.

По-видимому, это же понял Дюссо, потому что немедленно отступил в сторону, бросив подружку. Глава отделения усмехнулся, но ничего не сказал, только перевёл взгляд на трёх оставшихся действующих лиц. Франс с блестевшим от пота лицом замер между Хелен и Клэр, а те остались стоять друг напротив друга и, похоже, очень хотели сбежать. Но тут позади них отзвучали сухие шаги, словно обратный отсчёт, и доктор Ланг, обогнув импровизированную сцену, небрежно прислонился к косяку распахнутой настежь двери. Он скрестил на груди руки и вытянул вперёд длинные ноги, чем окончательно отрезал путь к отступлению. И его профиль настолько контрастно смотрелся на фоне бледных больничных стен, словно то был провал в личный космос. Чёрное и белое. Монохром без серых оттенков, которые могли бы дать шанс двум заговорщицам и одной пешке. Но из того, что Рене поняла за последние дни, Энтони Ланг не признавал полумер ни в жизни, ни в работе, ни в каких-либо решениях. Он отсекал лишнее без раздумий и колебаний.

– Когда была подброшена зажигательная смесь? – спросил он обезличенно, но Клэр выдала себя сама.

– Это была не я…

– Дура. Господи, какая же дура, – прошелестел ласково голос. – Дюссо, надеюсь, ты не увлекся ей слишком сильно. Боюсь, идиотизм заразен.

Вышло грубо, а по мнению Рене, даже слишком. Внутри Ланга скапливалась едкая злость, и надо было бы прекратить набиравшее ход линчевание, но довольная Роузи остановила попытку.

– Нет-нет, – зашептала она. – Подожди. Я хочу насладиться.

Тем временем ведущий хирург хмыкнул, но промолчал.

– Скажи, Клэр, в какой момент из безобидной твари, что гадила мне по мелочам, ты превратилась в гадюку? Я закрывал глаза на периодическое воровство наркоты, на подмену рецептов, даже деньги специально оставлял на столе, чтобы тебе не пришлось шариться у меня по карманам. Ты была мелкой, но удобной дрянью. Шлюхой, которая с чего-то решила, будто стоит дороже оклада.

– Не смей меня оскорблять, Энтони! – процедила Клэр. Под взглядом собравшейся толпы её трясло мелкой дрожью от стыда и унижения, но она шагнула вперёд. Но Ланг лишь хохотнул.

– Уймись. Чего тебе не хватало? Приключений? Власти?

– Тебе ничего не доказать…

– Ты убийца, Клэр. Дерьмовая, как твоя душонка, но всё равно убийца. Из-за тебя сегодня мог погибнуть человек!

Рене заметила, как скривился Дюссо, и покачала головой. Неправильно. Так поступать было совершенно неправильно, но кто станет сейчас её слушать? Точно не Ланг. В конце концов, это его люди и его отделение. Порядок здесь он должен навести сам.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – шепнул Ланг и вдруг резко шагнул к Клэр. Крылья его носа раздувались в предвкушении скорой расправы, и Рене почувствовала, как из самых дальних углов в груди собирается угольная чернота. Вязкая. Душная, точно забившая лёгкие сажа. – Ты боишься. От тебя разит страхом, как потом после случки. И правильно, потому что одно только слово, и твоей карьере наступит конец.

Сердце Рене едва не оборвалось, когда она увидела обезумевший взгляд повернувшейся к ней медсестры. А потом всё случилось так резко и сумбурно, что все растерялись.

– Это не я! – взвыла Клэр, бросаясь к Лангу. Она пыталась ухватить его за руки, но он лишь брезгливо скидывал цепкие пальцы. – Это была идея Хелен. Она велела стащить ключ… поджечь… запереть… Я не хотела! Не думала! Франс достал код, рассказал про бумажки. Я ничего не делала! Клянусь! Мне сказали, что надо лишь спалить её дурацкие конспекты и ничего больше… Это всё они! Я не хотела… даже не знала! Не понимала…

Клэр уже почти висела на Ланге, когда неожиданно пошевелилась Хелен и дёрнула подругу за руку, вынудив повернуться. Воздух взорвался хлопком пощёчины.

– Заткнись, идиотка! – рявкнула она, но добилась лишь того, что Клэр заголосила ещё громче.

– Тварь! Ненавижу тебя! Только и можешь завидовать каждому. Но я расскажу… Расскажу, как вы хотели подставить Роше. Заманивали на чужие операции, врали пациентам. О-о-о, я поведаю, как ты вскрывала шовные нити, как подделывала в картах назначения, как… Думаешь, я не поняла, почему ты позволила мне с ним трахаться? Да у тебя же кожа чешуей дракона покрывалась от ревности, стоило мне войти к нему в кабинет. – Клэр ткнула пальцем в ухмылявшегося Ланга, а тот скрестил на груди руки и откровенно наслаждался пьесой. – Хотела разом избавиться и от Роше, и от меня, да? Свалить вину на шлюху Клэр и вышвырнуть на улицу. Даже дурачка исполнителя нашла. А что в итоге?

Она прервалась, когда в переполненной комнате раздались одинокие неторопливые хлопки. Ланг аплодировал молча, старательно ударяя ладонью о ладонь в тишине, пока не решил, что с него хватит. Подойдя вплотную к настороженно замершей медсестре, он двумя пальцами взял её за подбородок, погладил покрасневшую после оплеухи щёку, нежно поцеловал в лоб и ласково произнёс:

– Иди отсюда с миром и никогда не возвращайся.

– Н-но, – не поняла она.

– Ты уволена, – всё так же мягко продолжил Ланг. – Без рекомендаций и с записью в деле. Забирай свои вещи, и чтобы к вечеру тебя здесь уже не было.

Раздался громкий всхлип, Клэр отшатнулась и бросила затравленный взгляд в сторону съёжившейся Рене, а потом бросилась прочь. Ланг демонстративно развёл руками.

– Вещи! Клэр! – крикнул он вслед, но ему не ответили. Тогда он повернулся к Франсу. – Мистер Хулахуп, вы же у нас мастер-взломщик. Прошу вас, освободите шкафчик коллеги. Полагаю, где здесь мусорное ведро, вам известно.

– Сэр, но я не знаю код! – попробовал было возразить растерянный Франс.

– Так узнайте, – раздражённо отозвался Ланг и повернулся к Хелен. – А мы пока продолжим.

– Ты ничего не докажешь, – быстро проговорила она. – Вопли Клэр – это проблема только самой Клэр. Но мне ты ничего не сделаешь. Я буду всё отрицать…

Ланг хмыкнул и теперь закружил вокруг неподвижно стоявшей Хелен. Шажок за шажком, он медленно обходил её, пока не оказался за спиной. Там главный хирург замер, а потом неожиданно положил руки на плечи вздрогнувшей медсестры. Она побледнела ещё сильнее, ну а Рене вдруг поняла, что хорошо, когда Ланг орёт, захлебываясь собственной желчью. И очень плохо, когда он вот так молчит, ибо за всю свою жизнь она не видела ничего более жуткого.

– Вот уже пять лет ты стоишь за моей спиной, – наконец тихо проговорил он. – Я тебя выдрессировал, сделал идеальным инструментом, который за всё это время не дал ни единой