Судьба в наследство. 2. Судьба в наследство - Елена Александровна Ковалевская

На что Гертруда махнула рукой и, подумав пару мгновений, пустила коня тряской рысью.

- Не отставайте! - бросила она напоследок. - Спустимся, а там начнется туман. Можем легко потеряться.

Глава 11.

В городском архиве было тихо, сумрачно и пыльно. Многочисленные пауки, обитавшие под потолком и на верхних стеллажах, где хранились самые редко-востребованные записи, постарались на славу, заплетя все бесчисленными слоями своих тенет. Сейчас же зимой, когда они, забившись в щели, впали в спячку, паутина, оборвавшись под грузом пыли и попавших в нее насекомых, висела неопрятными клочьями.

Но неожиданно в этой мертвенной тишине, раздался оглушительный чих, гулким эхом прокатившийся меж высокими стеллажами, а затем послышалось:

- Искуситель и все его отродье! Ачха-а! Я больше сюда ни за что не полезу... А-а-а... Ач-хи! Это старый сморчок сам у меня пыль глотать будет! Эр-рч-хе! - последнее чихание сопровождалось громогласным рыком, словно неведомое, но очень грозное животное обитало среди полок. - Шоб я сдох!.. Да держи ты эту лестницу! А то я навернусь с высоты! Ачха-а!

Наконец вожделенный талмуд был извлечен с верхней полки, и припорошенный серым со слезящимися глазами, старший брат Дизидерий спустился по шаткой стремянке вниз. Утвердившись на полу, он смахнул с книги толстый слой пыли и направился к пюпитрам стоящим в ярко освещенном свечами читальном зале. Следом за ним, яростно растирая переносицу, чтобы не расчихаться, двинулся брат Убино. Навстречу им уже спешил смотритель архива - невзрачный тщедушный старичок со скрюченными ревматизмом пальцами, единственной яркой чертой внешности которого были багровый мясистый нос и большие хрящеватые уши.

- Вы ошторожнее, ошторожнее, - зашамкал он, увидев, как Дизидерий шлепнул фолиант на подставку. - Это шведения трех вековой давношти. Ошень редкие и ошень вашные. Таких шведений вы больше нигде не найдете...

- А раз они редкие, чего тогда в такой пыли хранятся?! - поинтересовался Убино, но, не удержавшись от вновь поднявшейся пыли, чихнул в согнутый локоть. - Ой!... - он сморгнул выступившие слезы. - От такой грязи, наверное, вся бумага уже иструхла?

- Доштуп в архив оранишен. Нешего тут вшяким ш трапками шататься. Шырость только ражводить. От шырости они и портятшя, а не от пыли! - яростно начал возмущаться старик. - А приемника вше не берут. А вше иж-жа шкупошти! Денег им шалко...

- Дед не зуди, и не стой над душой, - оборвал старика Убино, когда прочихался.

- Я же долшен прошледить, штобы вы...

- Дед, мы тут находимся по приказу его преосвященства епископа Констанса и епископа Максимилиана. Будешь возле нас околачиваться, решим, что шпион и доложим куда надо. Потом дознавателям будешь объяснять, кто ты и откуда.

- Убино... - обвиняюще начал Дизидерий, но продолжения не потребовалось.

Архивариус покачивая головой, со словами: 'Ах, молодеешь, молодеешь... Вше-то вы иж шебя важношть штроите', - зашаркал обратно к себе в каморку.

- А я что?! - попытался оправдаться тот. - Оно нам надо, чтобы этот старый гриб видел, чего мы откапали? Ты лучше вон смотри давай... Что там просил его преосвященство? Граф... Как его там? Да ты не тут открываешь, на 'си-эйч' его титул начинается.

- Первым мне герцога найти надо! - упрямо возразил Дизидерий. - Они тут все по титулам расположены...

Он начал перелистывать слипшиеся от времени страницы, как Убино жестом фокусника вытащил из рукава смятый листок и положил перед старшим братом.

- Да нашел я тебе уже этого герцога. Помер он пару недель тому назад. Вот свежая запись. Так что давай ищи графа.

- Маркиза сперва разыщем, - отрезал тот.

***

- Пане, пане! - орал на весь двор чумазый мальчишка из нижней челяди. Его крик эхом отражался в каменном мешке внутреннего двора. - Гониц приихал! Сувстречайтэ! Маркызу Рышарду кажите! Пане Питер, гониц приихал!

Парнишка голосил, приплясывая босиком на плотно утоптанном снегу. Январский мороз хватал его за пятки, и стоять на месте не было сил. Но раз именно ему первому выпала возможность сообщить радостную новость, упускать ее он никак не хотел.

- Пане Питер!..

В ответ на его новый вопль в одной из башен отворилось узкое оконце, забранное слюдяными вставками в свинцовый переплет. Оттуда боком высунулась румяная тетка. На голове у нее был повязан белый платок, а поношенное котарди грозило треснуть от распиравших его телес.

- Що ты ориш, бисов сын?! - рявкнула она. Ее говор, как и дворового пацаненка, выдавал жительницу восточного Винета. - Не глухие! Пане Питер там, у казармы з пане Михалом! Маркыз Рышард, будь сё неладно, опять пьеть з самой зори! Тикай до туды, - и она махнула рукой. Но едва парнишка сорвался с места, вновь завопила: - Да стой ты! Вот же-шь бис... Гоньцу кажи, шоб в типло шел! И сам не смий бегать биз обувки, будэшь потом у мэне носом шморгать!

Мальчишка кивнул, но едва тетка затворила окно, припустил что есть силы на дальний двор. Черные пятки так и сверкали, а латанная-перелатанная кота вздулась пузырем на спине.

В вышнее неба сверкало солнце и, отражаясь от белоснежных сугробов, слепило взор. Дыхание морозным облаком срывалось с губ, и легкий ветерок уносил его прочь.

Обогнув высокие башни внутренней крепости, парнишка, чуть оскользнувшись на повороте, вылетел в конюшенный двор, где посреди, сгребая навоз, орудовал вилами конюшенный. Чтобы не угодить в кучу, он сделал небольшую петлю вдоль стены, а уже после добрался до казарменных построек.

На стороннего человека, не живущего здесь, казармы произвели бы удручающее впечатление. Старые обветшалые строения, с обрушившимися кое-где частями стен, которые были заменены наскоро положенной кирпичной кладкой, давно не видели бравых вояк. Кровля, крытая гонтом, местами зияла соломенными плешинами, а на месте слюдяных окон уже не один год красовались дощатые наглухо заколоченные ставни. Да и сама крепость, несмотря на то, что стояла в одном из красивейших мест в долине, выглядела этаким старым скособоченным грибом-трутовиком, примостившимся на цветочной поляне. Правда, весной, когда расцветали огромные сады, устилающие обочины вдоль дорог и склоны, и скрашивали ее убогость - все смотрелось не настолько печально. Но