Красавица и босс мафии - Лола Беллучи

Вся жестокость, о которой я всегда знала, что она заключена в Витторио, кажется, вытекает из его кожи черными чернилами и шипами. Костюм, маскирующий его под бизнесмена, выглядит еще более аллегорией теперь, когда я знаю, что на самом деле скрывается под ним. Я раздвигаю пальцы, касаясь черных линий, покрывающих всю правую сторону его груди до ключицы и плеча.

На левой стороне груди, над сердцем, есть след от ожога, от которого у меня расширяются глаза, потому что он имеет идеальную форму распятия. Мне не нужно спрашивать, что это такое, я знаю. Я просто знаю, что это знак Саграды.

Чудовище. Образ появляется в моем сознании под облаком темного дыма. Если я когда-нибудь нарисую Витторио, это будет мой первый рисунок с такой подачей, потому что иначе поступить просто невозможно.

Дон тянется к моей руке и оставляет на моей ладони нежный поцелуй, деликатность этого жеста — полная противоположность тому, что демонстрирует мой обнаженный образ перед его еще одетым. И это лишь одно из противоречий, заставляющих пространство между моими ногами пульсировать как сумасшедшее. Когда Витторио делает два шага в сторону, я не могу контролировать стоны, врывающиеся из моих губ. Он широко улыбается моей реакции и запускает пальцы в пояс собственных брюк. Я слежу за тем, как почти в замедленной съемке ткань спускается, пока не обнажается его твердый член.

Мои глаза расширяются от размера, а во рту появляется слюна. Большая головка блестит, и я бы все отдала, чтобы узнать, какова она на вкус, но в то же время не перестаю думать о том, что вся его длина никогда не поместится в меня.

Я уже исчерпала весь свой репертуар маленьких инициатив, поэтому просто смотрю на него, ожидая, когда Витторио скажет мне, что делать. Он приближается, нависая надо мной, пока не упирается коленями в кровать, зажав мое тело между бедрами. Затем он протягивает руку и касается моей щеки.

— Этот твой взгляд, Габриэлла…, — начинает он, но не заканчивает мысль.

Его следующее движение так же неожиданно, как и крик, прорвавший мое горло, когда я почувствовала, как его язык овладевает моей киской, словно это неиссякаемый источник единственного в этом мире, способного утолить его голод.

— Витторио! — Его имя, это взволнованная мольба, вырвавшаяся из моих губ, потому что я даже не представляла, что подобное чувство возможно. Я даже не могу смириться с тем, что его спина полностью покрыта черной краской.

Каждое прикосновение его языка лишает мое тело еще немного остатков сознания, и я наконец понимаю, что он имел в виду, говоря "уничтожить меня и смотреть, как я наслаждаюсь этим". Потому что, Боже правый, мне это нравится!

Мне нравится!

У меня нет никакой реакции, кроме криков и поднятия бедер, я трусь, то о кровать, то о лицо Витторио, не представляя, как заставить прекратиться ощущения, разжижающие мои органы. Витторио не начинает медленно и нежно, его губы проникают в мои складки, как армия, решившая опустошить вражеский лагерь, а его язык — командир. Он захватывает каждый крошечный кусочек пространства и полностью доминирует надо мной, не позволяя делать ничего, кроме как чувствовать его и умолять о большем.

Мои нервы пульсируют, словно незаменимые части электрической сети, и я готова сбросить собственную кожу, чтобы прекратить пытку, которой подвергается мое тело, но также способна умереть, если кто-то осмелится прервать ее, прежде чем я достигну освобождения, которого требует каждый дюйм меня.

Пот полностью покрывает меня за считанные секунды, зрение затуманивается от слез, зубы пересыхают от все возрастающего количества воздуха, который я безуспешно пытаюсь проглотить, пока ощущение удушья не захлестывает меня, причем Витторио даже не прикасается к моей шее.

Кульминация — это ветер, который проносит меня с такими толчками, что заставляет щурить глаза, совершенно не контролируя себя.

— Ах, малышка… — Его хриплый голос звучит достаточно близко, чтобы я поняла, что Витторио больше не держит свое лицо между моих ног. Это единственная подсказка, потому что мое тело чувствует его повсюду. — Открой глаза, — требует он, и я подчиняюсь, чувствуя, как по щеке скатываются новые слезы. Витторио снова слизывает их, теперь уже с обеих сторон моего лица. — Я знал, что ты будешь умницей, Габриэлла, — хвалит он, а я не могу ничего поделать, только пытаюсь заново найти способ наполнить легкие кислородом.

Каждый мой нерв бодрствует и готов, несмотря на усталость, подгоняемую неистовым биением моего галопирующего сердца, которое спотыкается на невидимых ногах с каждой порцией воздуха, которую я пропускаю через рот, но которая теряется внутри меня, не успев погаснуть.

— Есть только одна вещь, милая моя, которая помешает мне пометить тебя сейчас, — говорит Витторио, устраиваясь между моих ног и прижимаясь губами к моему уху. Его твердый член трется о мою влажную и чувствительную плоть, еще больше продлевая спазмы оргазма. — Скажи "нет", — требует он, и мой затуманенный разум не понимает этой просьбы. — Скажи "нет", или я погружусь в твою тугую, обнаженную киску, Габриэлла, потому что это неконтролируемое животное, в которое ты меня превращаешь, хочет пометить каждый дюйм тебя, внутри и снаружи, как я никогда раньше не делал.

Слова, прошептанные мне в шею, отнимают у меня те крохи воздуха, которые я успела выработать, потому что они, как кусочки, идеально подходят мне.

Задыхающаяся, потная, измученная, мокрая от собственной спермы и слюны Витторио, когда его вес сдавливает меня самым восхитительным образом, я не питаю иллюзий по поводу романтичности его слов и все же чувствую, как каждая частичка меня вибрирует в ответ на них.

Я хочу быть отмеченной всеми способами, которыми он хочет отметить меня. Я хочу, и именно поэтому я молчу. Когда Витторио смотрит на меня, из его горла вырывается хриплый смех. Его голубые глаза темны, как штормовое море, и он качает головой из стороны в сторону, отрицая, одновременно двигая бедрами, покачиваясь.

Его член скользит вниз, нащупывая мой вход, ноющий от желания. Как возможно, что после всего этого я все еще хочу большего? Широкая головка эрекции находит мой влажный вход, и я прикусываю губу. Витторио выхватывает ее у меня своими зубами.

— Это будет больно, Белла Миа.

— Мне и так больно, — отвечаю я, и губы мужчины остаются открытыми, пока он моргает от моего ответа. — Пожалуйста! — Умоляю я, зная, что только он может прекратить агонию, которая уже снова начинает меня поглощать. — Пожалуйста!

Его