Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая

жизнь нам с тобой. Я уж не говорю о том, что он сделал Станибора князем, а твоего отца – воеводой, дал нам с тобой честь и положение. Да, смоляне недовольны, что приходится платить дань. Этому никто никогда не радуется. Опять иные поговаривают, что, мол, надо бы собраться и киянам дорогу показать. Это удальцы из тех, кто не бился с Ингваром и не видел, как за этот мир мой отец и его дружина заплатили жизнью. Но ты и я, вся наша семья – мы не должны иметь мстительных и злобных помыслов к Ингвару и его детям. Боги не любят неблагодарных…

– А пуще того они не любят глупцов, – добавил Равдан. – Глупо отталкивать от рта ложку с кашей.

– Какая здесь каша? – Рагнора помнила, что говорят они о ее свадьбе с Торлейвом. – Какой вам прок в этом парне?

– Ты же слышала: он самый близкий родич Святослава. Мало тебе этого? Святослав на рать собрался – а ну как убьют? Кто тогда будет князем в Киеве?

– Но… у него вроде сыновья есть, – пробормотала Рагнора, которой раньше не приходило в голову взглянуть на дело с этой стороны.

– Тем сыновьям еще порточков не пошили. Случись что – если старшего и признают князем, его дадут на руки кормильцу. И кто это будет? Или Асмунд, или этот парень, Торлейв. Асмунд стар, Торлейв в расцвете сил. Найдет себе друзей надежных – одолеет. А друзей он находить умеет, парень ловкий. Мягко стелет, да жестко спать. Ты не хочешь быть женой того, кто будет или князем в Киеве, или еще лет десять вместо князя?

– Но там… Прияна в княгинях… – Для Рагноры было новостью увидеть себя соперницей тетки.

– У тебя будет случай сесть на ее место. Если будешь поумнее, чем сейчас. Возьми он такую жену, как ты… Святослав знатнее – пока жив. Но если соперничать придется с мертвым… можно и выиграть.

Равдан замолчал. Рагнора тоже молчала, ошарашенная.

– Нужна осторожность, – нарушил молчание Равдан. – Он ведь еще не посватался. Мы сейчас охотимся друг на друга, никто не хочет дать себя переиграть. Станибор предложил ему выбрать невесту, но он пока ничего не просил. Нам нужно накинуть на него узду, и для молодого парня лучшей уздой станет девка. Я с первого дня хотел, чтобы ты его подманила. Хочу, чтобы его заполучила ты, а не Остря. Оттолкнешь его – княгиней в Киеве станет она.

Рагнора переменилась в лице: уступить такой кусок лучшей подруге и почти сестре она не желала. Равдан, видя это, отметил по себя: все-таки моя дочь. Кровь сказывается.

– Может, еще не поздно, – продолжал отец. – Не теряйся. Идут посиделки – случай не упускай, и все сладится.

Рагнора молчала. Ей хватало ума признать правоту отца – она поняла, почему он использует ее как приманку для киевского гостя. Но это же понимание несло ей унижение: кто же хочет быть приманкой, дохлой мышью в ловушке для куниц? К тому же сам Торлейв не нравился ей, а в четырнадцать лет только самая бессердечная – или глупая – девушка безропотно примет мужа, нежеланного сердцу.

Ведома видела, что дочь смотрит на Торлейва с неприязнью, и уже не раз пыталась добиться, в чем же дело. Сама она, как женщина, не видела в нем ничего неприятного. Парень красивый, веселый, разговорчивый, родовитый, богатый! Чувствуется в нем сильная воля при добром сердце, а это не так часто встречается в одном и том же человеке. Куда чаще добрыми себя считают те, кому не хватает смелости желать зла и силы его творить. Ведома не очень верила в надежды мужа на то, что Святослав исчезнет с киевского стола, но если так случится, то и княжьего стола Торлейв не опозорит. Равдан видит такую возможность, и повернись дело в эту сторону, он со злости съест Рагнору, если она упустит этого парня и с ним случай забрать в руки Киев.

Ведома была женщиной умной, но не понимала, что достоинства Торлейва в глазах Рагноры обратились против него. Сердце Рагноры трепетало от его красоты, от уверенной повадки, от звучания голоса, выдававшего ум, – трепетало, хоть ей почти удавалось это скрыть, а тем каплям чувства, что просачивались наружу, придать вид неприязни. Впервые в жизни у Рагноры открылся женский взгляд на мужчину, сердце ее раскрыло глаза, вылупившись из детства. Она ощутила власть любви – не целиком, а лишь так, как ощущаешь мощь близкой грозы по далекому блеску молнии в тучах, по свежему и тревожному запаху ветра с небес. Любовь грозит утратой воли, подчинением, а этого упрямая и честолюбивая девушка не желала позволить. Слишком она привыкла быть подвластной только отцу, да и то по обязанности, и повелевать другими, всей свинческой молодежью, от Остромиры до Унезора. Даже сейчас она колебалась, стоит ли надежда на киевский стол – довольно призрачная, – опасности утратить волю.

– Подумай пока, – позволил отец. – Авось поймешь. А нет… – он усмехнулся, – у нас еще Гостишка есть. Он парень молодой, обождет пару лет.

Гостислава, младшая сестра, еще не носила поневу и не ходила на посиделки: ей было только одиннадцать лет. Сейчас она спала на полатях, среди младших братьев, и не слышала этого судьбоносного разговора. Но Рагнора не сомневалась: та запрыгает от радости, если отец объявит ее невестой взрослого мужчины и позволит обскакать и всех ровесниц, и старшую сестру, и саму княжну. Подумав об этом, Рагнора переменилась в лице от досады.

– Но если он попросит тебя, он тебя получит, – закончил Равдан, и было ясно: его решение принято, и его предложение «подумать» означает лишь возможность осознать выгоды этого дела. – Ты же не так глупа, чтобы заглядываться на разных голодранцев, детей рабынь, у кого нет ничего, кроме наглости?

Рагнора опустила глаза. В Унезора она ничуть не была влюблена и пользовалась его надеждами лишь для того, чтобы повелевать, вовсе не намереваясь эти надежды исполнить.

– Запомни, – веско добавил отец, с каменным спокойствием, которое делало его вполне достойным соперником Кощея. – Мне надо, чтобы киянин тобой увлекся, тогда он будет в моих руках. Чем сильнее, тем лучше. Делай что хочешь, но чтобы к Йолю он жаждал на тебе жениться. Иначе…

– Что – иначе? – Рагнора, внутренне дрожа, заставила взглянуть ему в лицо.

– Отдам тебя Унезору.

Равдан медленно подмигнул левым глазом, открывая родимое пятно на веке, и стало казаться, что левый глаз его – багряный, как у самого Кощея. Он так же умен, предусмотрителен и неумолим. Рагнора содрогнулась: «отдам Унезору» прозвучало не