Замок серебряной розы - Анна Снегова

Я с наслаждением зарылась пальцами в прохладные пряди тёмных спутанных волос, на которых ни следа больше не оставалось от аккуратно-графского привычного вида. По дороге задела левую скулу, и Ричард поморщился. На ней проступало багровое пятно неправильной формы. В полутьме было не так заметно, но сейчас становилось всё светлее, и я мысленно стукнула себя по лбу за недогадливость.

- Орвик?

- Он самый… - мне показалось, Ричард хотел добавить что-то не совсем приличное, но сдержался.

- Ты не мог бы вылечить это?

- Мог бы. Но не стану. Будет мне напоминанием. О том, что мой Лягушонок – намного более хрупкий, чем кажется на первый взгляд, - горячие губы снова прошлись по моей шее, пытаясь меня отвлечь. – Меня потрясла та боль, которую я впитал, пока лечил тебя. Боль, которую причинил тебя я, собственными руками. Больше такого не повторится, клянусь тебе. Сегодня я намереваюсь причинить тебе боль в последний раз.

У меня чуть сердечко не остановилось от того, как он это прошептал. С каким намёком, с каким жарким обещанием. Я невольно сжала колени теснее, таким сладким спазмом отозвались его слова.

- Вылечи! Мне так целоваться неудобно.

- Манипуляторша! – припечатал меня Ричард строгим взглядом.

- Она самая! – ослепительно улыбнулась я. – Вылечи, иначе эта штука, которая маячит у меня перед глазами, будет мне все время напоминать, какой же чудесный у меня братишка, как он мило меня защищал, и…

- Я тебе это припомню, - пообещал Ричард, но всё же оставил в покое мою бедную ногу, которую уже как-то незаметно холодил утренний ветерок аж до самых неприличных мест. И небрежно бросил заклинание на место удара. Синеватое свечение втянулось в кожу, мерцало на ней ещё пару мгновений… а потом исчезло без следа. Как и синячище от Орвиковых здоровенных лап.

- Так намного лучше, - снова улыбнулась я, торжествуя от того, как у меня замечательно начинается карьера юной шантажистки.

Моя триумфальная улыбка тут же померкла, как только я сообразила, куда двинулись руки Ричарда.

Мстит, не иначе.

Он же наверняка помнит, как я стеснялась всегда именно…

- А-а-а… можно не с этого края начать? – торопливо выпалила я, извиваясь ужом так, чтоб его ладони убрались от опасной близости к моей груди и вернулись куда им положено. Вот на ногах или даже, прости мамочка, на попе было очень даже ничего.

Но с предъявлением на свет божий того позора, что был у меня вместо верхних элементов стандартного набора женских прелестей, я бы ещё подождала.

Ричард опасно прищурился. Ох, нет… кажется, я его разозлила своим обожанием Орвика, и теперь мне достанется по самое не балуйся. Надо сделать зарубку в памяти, что рычаг в виде извечного соперничанья этих двух великовозрастных мальчиков использовать только в крайнем, самом крайнем случае…

Он снял мои руки со своих плеч и крепко прижал их к моим бокам, полностью обездвижив и не оставив ни малейшей возможности юлить.

- А теперь давай-ка на чистоту, моя сладкая. Что опять? Гиар не вычистил до конца, и он запрещает хватать мою девушку за всякое? Ты решила, что я недостаточно пока с тобой поседел и меня надо ещё и до инфаркта довести? Что на этот раз? – нетерпеливо спросил Ричард. До такой степени нетерпеливо, что у меня внутри в очередной раз всё ёкнуло в предвкушении.

- На этот раз я стесняюсь, что у меня слишком маленькая грудь!! – прошипела я зло и снова попыталась выкрутиться.

Он замер на минуту… а потом расхохотался.

А вот это было обидно.

Мог бы и пожалеть мою гордость. Я сама могу как угодно над собой измываться, но мужчина мог бы и проявить деликатность.

- У тебя, прости… что?..

Я сердито сдула упавший на лицо локон. Даже прическу поправить нечем, вот же гадство.

- Я уже сказала, что. Мне ещё раз повторить?

- Что-то не расслышал. Со слухом плохо. Старею, ты же знаешь, - продолжил потешаться дурак великовозрастный, которого я напрасно, видимо, разморозила. Пусть бы сидел себе скучный и серьёзный, как сыч на заборе.

- Подарю тебе на день рождения слуховую трубку, уговорил! – съязвила я. – Говорю же, дубина ты стоеросовая, я стесняюсь, потому что у меня… слишком мало того, что приносит мужчинам удовольствие! Так понятно выражаюсь?!

Ричард склонил голову вбок. Глянул на меня из полуприкрытых век опаляюще-чёрным взглядом, прожигающим через платье до самых костей.

- Что ты знаешь об удовольствии, Лягушонок.

Дёрнул меня вверх и коснулся губами груди, едва прикрытой тонкой тканью лифа.

Меня изогнуло дугой, будто молния попала.

А губы дразнили, целовали, кусали, наказывали, награждали. А потом, когда казалось, что теперь уж точно умрёшь, они отпускали и на смену приходил язык. И краешком зубов по напряжённой до боли плоти. И снова голодные поцелуи, и мокрая ткань лишь усиливает невыносимо-яркие ощущения.

Боже мой.

Никогда-никогда больше слова дурного не скажу про свою грудь!

Она у меня замечательная.

Идеально-маленькая.

Было б там чего побольше, то с учётом массы впечатлений, обрушившейся на единицу полезной площади, я бы точно умерла от переизбытка чувств.

Спустя долгое-долгое время, которое моим истерзанным нервам показалось бесконечностью, он всё же дал мне так необходимую передышку и оставил в покое хоть ненадолго мою многострадальную грудь. Усадил обратно на колени и строго посмотрел в глаза.

- И больше никогда мне не говори, что стыдишься чего-то в себе. Разве что ты не делаешь это специально, чтобы я начал переубеждать.

Я довольно вздохнула и положила руки ему на плечи – наконец-то мне вернули право распоряжаться своими верхними конечностями. Перспективы раскрывались в связи с этим завораживающие, но я понятия не имела, с чего бы начать. Его было слишком много прямо передо мной, и всё такое интересное… Шепнула тихо:

- Отличная идея! Запомню на будущее. Мне слишком понравились… твои методы переубеждения. Но я не притворялась! Я и правда переживала.

Ричард закатил глаза, как учитель, в сотый раз повторяющий ученикам, что дважды два равно четыре. Но его последовавший ответ был совершенно серьёзен. Даже слишком серьёзен – и я поняла, что сегодня и впрямь ночь откровений.

- Гаяни. Ты помнишь, как ты пришла ко мне в спальню в наивной попытке соблазнить?

Я