НИИ ядерной магии. Том 3 - Анна Гращенко

ты взяла атомы урана, выстрелила по ним из пушки другими атомами урана. они все расщепились, и эти осколки, точнее, высвободившиеся нейтроны, задевают следующие атомы, расщепляя уже их. Те, в свою очередь, делают то же самое. И так, пока не закончатся изотопы.

– Как снежный ком.

– Ну, в некоторой степени.

– Или домино.

Роман щёлкнул пальцами:

– Вот это хорошее сравнение.

– Или подожжённая дорожка пороха. Или…

Аметист Аметистович нежно погладил её по спине:

– Ты явно уловила суть, – он обернулся на Романа. – И как это можно использовать сейчас?

– Вот скажи мне, Аметист, кто такие духи?

– Они и есть магия, – невозмутимо ответил он.

– А ещё?

– И всё, Роман. Они – более плотная форма, которая позволяет нам с магией общаться. Если хочешь, они – аватары силы. Через них мы узнаём, чего магия от нас требует и чего ждёт. Учимся с ней взаимодействовать.

– Уже ближе, – одобрительно кивнул Роман. – А что такое магия?

Аметист Аметистович нахмурился и с ответом не спешил. Он и сам не раз задавался этим вопросом, как и многие из ведовского народа. Снова и снова те, кто легко мог общаться с духами, спрашивали об этом, но ответа никогда не получали. Любви к колдовству было достаточно много, чтобы люди соглашались и на молчание.

– Достоверно никто не знает, – пришлось признать ему. – Но, если вас интересует моё мнение, я бы сказал, что это своего рода энергия, отличная от той, что известная широкой части населения. Некоторое топливо, которое, сгорая под натиском нашего намерения и старого, настоявшегося слова, переходит из условно потенциальной в условно кинетическую. Проще говоря, делает то, чего нам очень хочется.

– Совершенно с вами согласен, коллега! Тоже так думаю. А ещё что-то подсказывает мне, что магия, как и всё остальное в мире, состоит из атомов. Которые можно разнести в щепки.

– Ты сделать этого не сможешь. Магия рассредоточена по воздуху и земле, это не то же самое, что шандарахнуть, как вы выражаетесь, по урановому булыжнику.

– К сожалению, ты совершенно прав, и расщепить всю магию я сегодня не смогу, – Роман пожал плечами, но расстроенным не выглядел. – Зато смогу расщепить духов и подать их бесам на завтрак. Как тебе такое?

– Затея сомнительная.

– Почему?

Аметист Аметистович не спешил отвечать. Ему не хотелось признаваться, что он, как и все, испытывает перед духами благоговейный ужас и совсем не горит желанием стать мишенью для их мести. Он и без того чудом избежал возмездия после ритуала двадцатилетней давности. Роман был совершенно прав в своей подозрительности, ведь, судя по всему, мести от духов избежал только один участник тех событий. Аметист Аметистович посмотрел на Жанну, которая решительно ничего не понимала, но всё равно была против того, что предлагает Роман. Он с нежностью погладил её по волосам, но девушка, казалось, даже не заметила его жеста. Перед глазами всплыли сообщения, новости и фотографии, которые нашла Ольга. Ему было чертовски больно от осознания того, что его давняя подруга, в которую он, к тому же, был безответно влюблён не одно десятилетие, причинила столько вреда и боли невинным людям. Он понимал, зачем она это делала. Но масштаба не знал, или знать не хотел. Однако, подходя к картине ближе, так, чтобы видеть мазки и детали, он понимал, что Милица не всегда была такой жестокой и отчаянной. Она была сломана. И он прекрасно помнил момент, когда это произошло. В конце концов, он был там, и сам видел ускользающий за дверь хрустальный силуэт. Солнечные зайчики, сбежавшие с тела духа, ещё грели стены, когда невинная душа уже была отнята у близких. Аметист Аметистович отчётливо помнил момент, когда и душа Милицы раскололась, подобно тем самым атомам, в которые выстреливали нейтронами. И ему так хотелось сказать, что виноваты во всём духи, что они и есть главные злодеи, но не мог.

– Зачем тебе это всё? – спросил Аметист Аметистович. – Какая тебе польза?

– Во-первых, если мой бесспорно гениальный план сработает как надо, мне хватит энергии, чтобы накачать эту крошку-картошку, – он похлопал по РИТЕГу, – и освободить моего батеньку.

– В смысле?

– В прямом. Мой гениальный родитель не всегда проявляет гениальность на полную катушку и тоже частично схлопотал откат от духов. Ну, мне кажется, что они поспособствовали. Потому что иначе батенька просто дурачина, а это как-то неприятно. Как бы то ни было, он крепко связал свою жизнь с этой лампой Алладина. Только вот мощности не хватает, и он уже не может даже выбраться к нам.

– Ты думаешь, он жив?

– О, это точно знаю. Проверил через кое-какой артефакт.

– Ты хочешь спасти отца или уничтожить духов?

– Зачем выбирать что-то одно, когда можно взять сразу два?

– И всё же.

Роман скрестил руки на груди, нахмурился. Ему хотелось ответить так, как общество ждало бы этого от него. Но, глядя на Аметиста Аметистовича, он отчётливо понимал, что врать бесполезно – почувствует.

– Хочу уничтожить духов.

Жанна выгнула бровь, Ольга же никак не отреагировала. Она и так всё знала.

– Что тебе это даст?

– Душевное спокойствие, – Роман пожал плечами. – За себя и всех вокруг. Аметист, я не знаю, с чем ты столкнулся за жизнь. Уверен, тоже видел немало дерьма, с которым, возможно, справляешься намного лучшего моего. Но я из-за духов потерял маму, рискую потерять отца, а мой лучший друг прошёл через ад на земле. Это можно раскручивать и раскручивать, и всё будет упираться в одно и то же: в духов, которым доставляет удовольствие ломать людей.

– Виноваты не духи, – сухо возразил Аметист Аметистович. – А сами люди, которые не смогли смириться с утратой. Их тоже будешь расщеплять на атомы?

Роман чуть наклонил голову, нахмурился. Его губы сжались в такую тонкую линию, что совсем не были видны во взлохмаченной бороде. Аметист Аметистович решил расширить свою мысль:

– Воротынские не смогли смириться с диагнозом дочки, и мы все – я тоже – присоединились к ним в этом желании бороться с природой. Если бы они оплакали тогда свою утрату, твоя мама была бы жива. Был бы жив и Океан. И сами Воротынские. Понимаешь, о чём я? Так же и Мила могла бы отдаться скорби, отгоревать и оправиться или не оправиться. Но она выбрала совсем иной путь. Где же тут вина духов, скажи мне?

Отчётливо слышался скрежет зубов, было видно, как у Романа ходят желваки. Аметист Аметистович оставался при этом сдержанным, как минимум внешне. Но об этом знала только Жанна. Она незаметно коснулась серёжки, которую дал ей Аметист, и едва не вскрикнула от волны эмоций, что на неё обрушились, как ушат ледяной воды. Она попыталась разобраться в них и отчётливо ощутила скорбь из-за всех погибших друзей, горечь от того, что близкая ему женщина сотворила множество того, чего он простить не в силах. Страх за неё, Жанну. Она чувствовала, что он не хочет нарушать текущий магический порядок, но боится, что духи продолжат акт отмщения и доберутся до неё. Она влезла во всё уже слишком глубоко, чтобы просто можно было оградиться от остальных и жить спокойно, не боясь грядущего возмездия. В какой-то момент Жанна даже отчётливо услышала в голове голос Аметиста Аметистовича: «Милу не уберёг, но Жанну сберегу». Поняв, что забралась слишком глубоко в его мысли и чувства, она снова коснулась серьги, обрывая связь.

– Поэтому я непременно придумаю, как убрать магию раз и навсегда, – процедил Роман сквозь зубы. – Ты всё говоришь правильно, но знаешь, чем отличаются родители Фимы и тётя Милица от миллионов других людей, которые столкнулись с потерями?

– Магия.

– Да. Магия, – Роман сжал кулаки до побелевших костяшек. – Они оплакали бы умерших и пробовали бы жить дальше, если бы не такой чертовский соблазн. Думаешь, тётя Милица последняя, кто будет жертвовать другими, чтобы затушить своё горе? – он помотал головой. – Нет. Дерьмо случается, этот мир в целом полон дурацкой боли и трагедий. После неё другие будут пытаться вернуть мёртвых к живым. И всё начнётся заново.

– Из-за того, что кто-то использовал социальные сети для организации преступления, люди не отключают весь Интернет.

– Хорошее сравнение, только ты подменяешь понятия, Аметист. Вот мой вариант: ядерные бомбы чертовски опасны, и потому их не продают в магазинах.

– Но и не стирают с лица земли.

– Только лишь потому что оно есть у нескольких людей. А будь у одной единственной страны, чувствовал бы весь остальной мир