Следующая цель – твое сердце - Нетта Хайд

– Ни о чем, – одновременно отвечаем, выпучив глаза.

– Хитрюшки маленькие, – улыбается мама и уходит из кухни в гостиную, чтобы поставить торт в центр заставленного едой стола.

Я хватаю Миду за руку и, полные радости, мы устремляемся к сказочному уголку, украшенному разноцветными шарами, яркими конфетти и множеством забавных игрушек.

Мир вокруг нас словно оживает, впитывая наше веселье. Как только наши руки переплетаются, я начинаю кружить сестру в вихре смеха и счастья, и в этот миг все будто бы подвластно нашей радости.

Мое белоснежное и ее великолепное розовое пышное платье развеваются в искусственно созданном ветре, как будто прекрасные облака яблочного и ванильного зефира разлетаются по небу. Мы будто парим в этом волшебном вихре, забывая обо всех тревогах и заботах.

Наши взгляды встречаются, и я ощущаю бесконечную связь, которая делает все вокруг таким безгранично прекрасным и уютным.

Мы смеемся от чистого сердца, каждый взрыв смеха будто бы переносит нас в другое измерение, полное света и чистоты. Вокруг нас все теплеет и расцветает. Эмоции так сильны, что я почти слышу, как они вибрируют в воздухе.

Краем глаза я замечаю родителей. Они стоят чуть в стороне, наблюдая за нами, погруженные в свой тихий, трогательный диалог. Их лица светятся любовью – к нам, друг к другу.

Я ощущаю себя на вершине мира, ведь у меня есть семья, которая искренне меня любит. Я счастлива, потому что могу любить их так же сильно, как и они меня.

Но все рушится в один момент. Всего один день. Одна судьбоносная секунда – и я теряю все…

Счастливое детство.

Семью.

Любовь.

Жизнь.

Все мои мечты и надежды разбиваются вдребезги о реальность с ужасающим стуком в дверь.

Стук, словно удар молота судьбы, который приходит не спросить, а утвердить свою неоспоримую власть.

В дверь с ноги стучится смерть, с грохотом ударяясь о стену. Ее удары, звучащие как финальный аккорд, разрывают ткань моего мира на части.

Вооруженные люди врываются в наш дом, словно беспощадный шквал, руша все вокруг. Их голоса, полные агрессии и власти, перекрывают все на свете, приказывая нам лечь на пол.

Мы прекращаем кружиться. Белоснежное платье, розовый зефирный наряд – все остывает, превращается в холодный прах. Я столбенею, мое тело не слушается, чувство ступора поглощает каждую клеточку моего существа. Все, что было так прекрасно и волшебно, застывает вокруг меня, словно мир вдруг остановился.

Мой разум отказывается понимать, что происходит. Кто эти люди? Почему они пришли в наш дом? Почему они испортили наш праздник? Зачем они решили разрушить нашу жизнь? Все, что до этой минуты было таким понятным и ясным, вдруг стало чужим и пугающим.

Крики этих людей превращаются в раздражающий писк, в ультразвук, который мой слух отказывается воспринимать. Я ничего не слышу. Лишь взглянув на мамочку, стоящую на коленях, до моих ушей доносятся отголоски ее слезной мольбы:

– Тея! Пожалуйста… ложись на пол.

Но я не реагирую. Я продолжаю стоять, застыв в этом ужасе, не в силах сдвинуться с места. Все вокруг превращается в немой фильм на быстрой перемотке.

Их лица, искаженные жестокостью и хладнокровием, мелькают передо мной, как кадры в кошмаре.

Эти люди нагло ворвались в мой дом, в мое личное пространство, разрушив все, что я знала и любила. Они принесли с собой хаос и разрушение, разорвали плоть нашего счастья и мира.

Один из мужчин, судя по всему, самый главный, подходит к моему папочке. Сначала он ударяет его кулаком по лицу, затем наносит сильный удар в живот и, когда папа сгибается в корпусе, он наступает на его спину, вынуждая лечь лицом в пол.

Мужчина наклоняется к нему и, грубо хватая за отросшие волосы, оттягивает его голову назад. Что-то говорит, о чем-то спрашивает, но папочка молчит.

Он смотрит на меня.

Смотрит так, будто в последний раз. Будто прощается со мной. Я вспоминаю его слова, сказанные мне сегодня: «Что бы не произошло, мы всегда будем рядом с тобой. Будь сильной, малышка, ты со всем справишься. Навсегда, Галатея Спенсер. Навсегда».

Его глаза наполняются сожалением, болью и осознанием неизбежного конца. Он одними губами успевает произнести единственное слово: «прости».

«Папочка, что же ты сделал?»

Мир рушится от резкого, разрывающего легкие крика. Но это не мой крик. Я стою, как замороженная, и наблюдаю, как под головой моего папочки расползается густая жидкость красного цвета, застилая собой паркет.

Кричит мама.

Она горько плачет. Она умоляет мужчин, удерживающих ее, отпустить. Она рвется к папе, хочет лечь рядом с ним. Но ей не позволяют этого сделать. Один взмах оружия в руках главного мужчины, и мое белоснежное платье внезапно окрашивается тенью такого же кровавого цвета, как и пол под моим папой.

Я стою и продолжаю смотреть перед собой. Смотреть на то, как тела моих родителей обездвижено лежат на полу среди разбросанных разноцветных шаров. Окровавленных шаров.

Я по-прежнему слышу голос мамочки. Ее крики продолжают звучать эхом в сознании, словно призрачные напоминания о том, что было и чего никогда больше не будет. Вижу в памяти виноватые глаза папочки. Его взгляд полный любви и сожаления, который теперь станет вечной тенью в моем сердце.

Я стою и не знаю, что мне делать. Я не плачу. Я не кричу. Я не умоляю. Я просто стою и жду. Жду и гадаю, кого они выберут следующей. Меня или Миду? Но ничего не происходит.

Внутри меня царит пустота, она гулкая и холодная, как ночная пустыня. Я все еще молчу и дышу, а Мида… Мида сидит на полу и всхлипывает, разрывается. Ее маленькое тело сотрясается от плача, ее глаза полны слез и непонимания.

Главный мужчина подходит к столу, погружает палец в середину торта, уничтожая ровный слой крема на поверхности, и облизывает его. Он направляется ко мне и наклоняется к моему лицу.

Его глаза словно прожигают меня насквозь, холодные и бессердечные, которые я ни за что не спутаю ни с чьими другими. Я запомню их на всю оставшуюся жизнь, если продолжу существовать.

Он проводит пальцем, который еще влажный от его рта, по моему лицу, затем скользит по моим губам, обнажая зубы. После этого он резко и грубо хватает меня за щеки рукой и вертит голову в разные стороны.

– Красивая, – заключает он, его голос словно ржавый нож режет воздух, – только нужно