Все потерянные дочери - Паула Гальего

Я замечаю, что на неё что-то падает, падает на цветы и траву. Это снег, который тает, едва коснувшись земли, словно его здесь никогда и не было. Воздух здесь теплый, как и в остальной части деревни. И это может означать только одно: в этом месте есть магия.

— Твоя мать, — говорит Дочь Мари. — Её магия живет в этом саду. Он стал местом отдыха и молитв.

Я смотрю на прекрасную скульптуру, созданную руками гениального художника, сумевшего придать чертам красоту и человечность, словно камень вот-вот оживет.

— Как её звали?

— Разве тебе никогда не говорили? Я знаю, что ты была знакома с Амарис, бывшей королевой ковенов Сулеги. Она была теткой твоего отца.

— Я была с ней знакома. — Я киваю. — Но не спрашивала.

Спазм сжимает грудь, но это не связано с ядом. У Агаты хватает такта не спрашивать почему.

— Её звали Адара, и она была Дочерью Мари. Твой отец тоже им был. Среди мужчин это редкость. Не многие наследуют силу соргинак Мари, и еще меньше тех, кто наследует изначальную силу Гауэко и Мари.

— А как звали его? — Люк, — отвечает она.

Я не могу оторвать глаз от скульптуры.

— Почему вы чтите их? — Я жду, но Агата не отвечает; молчит и её сын. — Многие погибли в резне в лесу Нирия. Полагаю, Илун тоже потерял воинов. Почему они особенные?

Она не отвечает, и мне приходится повернуться, чтобы посмотреть на неё. — Что Амарис рассказывала тебе о твоей бабушке? — Что она была королевой всех ковенов Илуна; королевой-матерью. — Да, была, но она не должна была править, когда случилась резня. — Что вы хотите сказать? — Её правление подошло к концу, она давно выразила желание передать корону. Её должна была принять Адара.

— Моя мать, — шепчу я. — Что случилось? — Ты. — Она улыбается, но у меня внутри всё сжимается в узел. — Ингрид решила нести свое бремя еще какое-то время, чтобы твои родители могли насладиться тобой.

Я чувствую глухую боль в груди, глубокую и режущую; скорбь о жизни, которую я так и не узнала, о любви, которую не могу вспомнить.

— А потом их убили.

— Когда разразилась война, оба они откликнулись на зов долга. Они знали, что стоит на кону, и не могли допустить, чтобы их дочь росла в мире, управляемом ненавистью, где её преследовали бы за то, кто она есть. И они погибли в резне в лесу Нирия.

У меня дрожат пальцы. — Они погибли ни за что.

— Нет. — Она энергично качает головой. — Лес Нирия был последним рубежом, который они могли защитить. Если бы они не сражались, это была бы резня не в лесу, а во всей Земле Волков. Твои родители отдали всё, чтобы защитить Волков, всех, кого могли.

Я не в силах говорить, пока не чувствую теплую руку Евы, сжимающую мою, заставляя пальцы перестать дрожать.

— Как?

— Они пожертвовали собой, сражались до конца и отдали всю свою силу в обмен на безопасность территорий, которые остались свободными: Сулеги, Нумы, Илуна… Они отдали всё, и отдали бы больше, если бы у них было, чтобы спасти остальных.

Мои глаза наполняются слезами, и я резко вытираю их, чувствуя себя дурой из-за того, что расчувствовалась из-за двух людей, которых не знала, из-за того, что страдаю от потери, которую у меня не было времени осознать.

— Как это сделали Львы? Что случилось? Мне нужно это знать.

Агата медлит несколько секунд. Она собирается с духом, чтобы заговорить, и я вспоминаю, что говорила мне Камилла о тех, кто сражался в той битве и выжил: отсутствующий взгляд, боль в выражении лица…

— Мы не знаем, как они это сделали, но Аарон… Львы нашли способ покончить со всей жизнью. Это была не магия, не совсем. Если бы мне пришлось с чем-то сравнить это, чтобы ты поняла… то с хиру. То, что они использовали, эта энергия, была похожа на их сущность, но умноженную на сто. Без тела, без формы… только пустота, смерть и разрушение. — Её губы сжимаются в болезненной гримасе. — Мы, остальные, не знали, как это остановить, пока это не сделали Адара и Люк.

Я смотрю на статую, на королеву, которая не смогла править, застывшую навеки во времени.

— Мы возвращаемся во дворец, — объявляю я.

Агата не может скрыть своего удивления. — Вы можете остаться, — уверяет она меня. — Вам всем здесь рады.

— Мы благодарны, но война продолжается, деабру были у ворот города, когда мы уезжали, и мы должны быть готовы. Если правда, что вы нам поможете, вам тоже следует готовиться.

— Мы поможем, — возражает она жестко. Возможно, задетая тем, что я усомнилась в её слове. — Хорошо. Скажите нам, чем мы можем помочь, и потом сможете уйти.

Я смотрю на Арлана. Я невероятно устала. До него не сразу доходит. Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами, настороженный, вдруг я прошу о чем-то, чего он не понимает, пока наконец не кивает.

— Я обрисую вам ситуацию, — заявляет он тогда, глядя на Агату. — Скажу, где вы нужны нам прямо сейчас.

— А я расскажу о тварях, — быстро добавляет Ева.

Агата кивает, довольная. — Мы знаем, кто такие деабру. Ни одна из нас не жила достаточно долго, чтобы знать кого-то из предков, кто сражался бы с ними. Это древние существа, но наши говорят о них в своих гримуарах. — Она делает жест, пока говорит, и мы должны следовать за ней. Оставить статую матери мне стоит больших усилий, чем я могла представить, но я это делаю. — Существа без магии, созданные из ужаса и кошмаров, которых Гауэко давным-давно заточил в Проклятой. Если они вырвались, это может означать только две вещи.

— Либо твари стали сильнее, — замечает Лекс рядом с ней, — либо сила богов, сдерживавшая их, ослабла.

— Мы полагаем, всё не настолько плохо, чтобы бог потерял свою силу, — отвечает Ева. — Мы думаем, его магия ослабла ровно настолько и на то время, чтобы охранные чары, наложенные им на гору, истончились, и они сбежали.

— Почему вы так думаете?

— Потому что нам сказал об этом бог, — отвечаю я хриплым голосом.

Агата и Лекс молча смотрят на меня.

— Хорошо, Одетт, Дочь Гауэко, — говорит королева. — Пойдемте внутрь, домой, и там вы расскажете нам остальное.

Глава 23

Одетт

Арлан и Эмбер исчезают где-то после встречи с соргинак, которая мне кажется бесконечной. Ева и я остаемся сидеть, ожидая, когда одна из ведьм принесет нам обещанный чай.

Я