Запретная нота - Нелия Аларкон

— не то, что ты думаешь. Я не грущу, что мама умерла. Я просто переживаю, убил её кто-то или нет. Если да, если это действительно был Джарод Кросс, как они все думают, что это значит для безопасности Вай? Если с моей сестрой что-то случится…

— Не случится. — Твёрдо говорю я.

Она смотрит на меня с надеждой.

— Может, я не так хорошо знаю Датча, но я знаю одно. Он любит тебя и будет защищать тебя и твою сестру всем, что у него есть.

— Я верю в это. — На её розовых губах заиграла улыбка. — Честно говоря, я не знаю, как бы я справилась без Датча. Он так удивителен для меня. Иногда я удивляюсь, как кто-то может быть настолько сосредоточен на одном человеке.

— У Датча туннельное зрение. — Соглашаюсь я, вспоминая все, что я за ним наблюдала.

С самого первого дня своего возвращения в Redwood Prep гитарист повсюду следовал за Каденс.

— Думаю, у Зейна тоже туннельное зрение. — Говорит Каденс, вытирая глаза и ухмыляясь. — Просто у него это получается по-другому.

И это мой сигнал, чтобы сменить тему.

— Как ты думаешь, почему мы не нашли больше улик по «Благодарном проекте»?

Каденс вскидывает бровь, как будто точно знает, что я делаю.

Опускаюсь и поднимаю несколько документов, меняя тон голоса.

— Что-то не так.

— Может, цифры, которые ты нашла на старом счёте, — это совпадение?

Каденс опускается рядом со мной и расчесывает свои длинные каштановые волосы по плечам.

Я засовываю язык за щёку.

— Может быть.

Звонит мой телефон.

Это мама.

— Как прошло свидание? Ты все ещё с ним?

В её голосе звучит волнение, и я ненавижу, что мне придётся разрушить так много мечтаний.

— Нет, мам.

— Почему ты не позвонила мне, как только закончила?

Зейн и его братья входят в гостиную. Я чувствую его взгляд, эту тяжелую, тёмную ласку, которая скользит по моему телу и заставляет меня хотеть делать все то, что я не должна.

Ужасно, что он может вызвать у меня такие чувства, когда я разговариваю по телефону с мамой.

— Я была немного занята. Я не планировала назначать сегодня свидание, знаешь ли. Нужно было многое успеть.

Зейн явно изучает меня и слушает мой разговор с мамой, словно ждёт, что я скажу что-то, что выдаст мои истинные мысли.

Я сохраняю ровный голос и ничего ему не говорю.

— Я сейчас занята. Мы можем сделать это позже?

— Нет.

— Мама.

— Сейчас, Грейси.

— Хорошо. Я поговорю с тобой дома. — Я вешаю трубку и поднимаюсь на ноги. — Я должна идти.

Зейн поднимает голову, чтобы посмотреть на меня, и мне приходится работать, чтобы контролировать дыхание.

— Спасибо, ребята. — Я жестом показываю на коробки. — Мне придётся попросить вас оставить это здесь. Не думаю, что они будут в безопасности в другом месте.

— Конечно. — Говорит Датч.

— Я знаю, что на этом ваше соглашение заканчивается, а моё начинается. — Я замечаю, как Зейн хмурится, когда я это говорю, но чего он ожидает? Что «The Kings» будут по моему зову только потому что он хочет трахнуть меня ещё раз, чтобы выкинуть это из своей системы? Я не школьница. Я взрослый человек. Я не настолько наивна. — Есть ли что-нибудь, что вы можете дать мне на Джарода Кросса? Какие-нибудь конкретные улики? — Я вздергиваю бровь. — Убийство, кража, наркотики…

Датч вздрагивает.

— Если ты говоришь о подозрениях, то «да» на все вышеперечисленное. Нет ничего, чего бы он не совершил.

— Я не могу убедить маму в теории.

— Тебе придётся постараться. — Ворчит Датч.

Я тяжело вздыхаю. Они не облегчают мне работу, но я напоминаю себе, что и им было нелегко.

— Ладно. — Я поднимаю телефон. — Я сфотографировала все улики против Харриса. Вы, ребята, можете оставить себе оригиналы.

Сол прислонился к стене и смотрит на меня тёмным, извращённым взглядом.

— Что ты собираешься с этим делать?

Он улыбается, но это не очень приятная улыбка. Его карие глаза сверкают с какой-то маниакальной порочностью.

Я долго рассматриваю его.

Сол был самым настойчивым в нападении на Холла, и в ту ночь я отмахнулась от этого замечания, потому что он — технически — истекал кровью и был покрыт синяками, потому что на него напали первым.

Но по тому, как он с ликованием наблюдает за мной, ожидая, когда я разрушу чью-то жизнь, я чувствую, что его мысли о мести Холлу не были реакцией на обстоятельства. Это был выход для ярости, которая уже кипела в его жилах.

— Эти банковские выписки — не то доказательство, которое мне нужно, так что придётся поторговаться.

— Ты можешь просто отправить Харриса за шахматную доску. — Замечает Финн. — Это достаточный боеприпас.

— Харрис — пешка. Мне нужны настоящие преступники, и он знает, кто они. — Я убираю телефон в карман и киваю. — Спасибо, ребята, за помощь. Я займусь этим дальше.

Зейн идёт за мной к двери, нахмурившись. Сильно.

— Харрис пытается замести следы. Отчаявшиеся люди — самые опасные и непредсказуемые. Ты не должна ничего делать в одиночку. Расскажи мне о своих дальнейших действиях до того, как ты их сделаешь.

— Я справлюсь сама.

Я тянусь к двери.

Он плотно закрывает её.

— Можешь, но не обязана, тигрёнок.

Зейн подходит ближе, возвышаясь надо мной. Иногда я забываю, насколько он нелепо высок. Но даже так он меня не пугает.

— Это моя битва. Моя война. Я уже слишком глубоко втянула тебя и твоих братьев. Не тебе разгребать мой бардак.

— А если я захочу? — Шепчет он.

Моё горло сжимается, и я отвожу взгляд.

— А что, если я не захочу? Кто из нас победит?

Его пальцы смыкаются вокруг моего подбородка, и он поворачивает моё лицо так, чтобы я смотрела на него.

— Это просто. Я.

Я хмурюсь.

Зейн ухмыляется, самоуверенно и высокомерно.

— Я всегда получаю то, что хочу, тигрёнок. — Его пальцы обхватывают мою шею, и он притягивает меня к себе, его губы находятся на расстоянии вдоха от моего лица. — Ты не станешь исключением.

Отвратительно, как сильно сжимается моё тело, нуждаясь в его прикосновениях.

Я не хочу быть такой.

Я не хочу сгорать по нему так, как сгораю.

Какая бы тьма ни была внутри меня, она тянется к нему.

Зейн опускает руку, не поцеловав меня, и мне приходится упереться рукой в стену, чтобы не схватить его за рубашку.

Я не доверяю собственному телу, чтобы удержаться от него. Он словно завладел моими руками, ногами, сердцем.

Подняв взгляд на его тревожно-голубые глаза, такие же манящие, как чудовища, зовущие моряков на смерть, я