Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

показалась мне назойливой. Я протянула ему письмо, и он прочитал его вслух, почти не делая акцентов, не глядя на меня. Комментариев не последовало и я запечатала письмо в конверт старым дедовским способом, провозившись еще несколько минут. Только после того, как я высказала намерение немедленно отправить курьера к милорду, сэр Гэлейн нерешительно произнес:

— Если милорд примет ваше предложение, вы никогда не вернетесь домой.

— Я надеюсь, что он его примет. Мы все хотим избежать войны, сэр Гэлейн. Даже самый небольшой конфликт между милордом и принцем Дэниэлем способен привести к непредсказуемым последствиям. А я точно знаю, что Дэниэль не вернется к началу переговоров.

Сэр Гэлейн не знал того, что уже знала я. Дэниэль был жив, и его возвращение — всего лишь вопрос времени. Правитель Ночных земель, действительно, не желал, чтобы его сыновья воевали друг с другом, но его не волновала судьба Эльдарии. Он беспокоился только за жизни своих сыновей и потому не отпускал Дэниэля. Его также интересовало, что происходит в моей голове, и он без труда влез в нее в прошедшую ночь.

Я сжала виски, почти ненавидя изматывающую тело боль, и подумала, что при таких темпах я скоро перестану быть хозяйкой собственных мыслей. Отец Дэниэля прокрался в них, словно неуловимая серая тень, и его присутствие я заметила лишь тогда, когда он сам этого захотел. Он не был человеком в прямом смысле этого слова. Возможно, внешне — да, но внутри — точно нет. Для него подобное не представляло вообще никаких сложностей. Он был не похож на орлов, на людей, вообще ни на кого из всех, с кем я встречалась в этом мире. Его способности превосходили все, с чем я сталкивалась, и решение написать письмо милорду принадлежало не только мне.

По крайней мере, я стала немного понимать тех людей, что твердят о голосах в своей голове. Может быть, они не так уж безумны, как мы считаем?

— Принц Дэниэль скоро вернется! Поверьте мне, сэр Гэлейн, как только милорд примет мое предложение, и я покину столицу, он вернется. Мне обещал его отец.

И тогда сэр Гэлейн понимающе кивнул:

— Он говорил с вами! Ну конечно. Это его идея! Однако статус пленницы в доме милорда лишает вас права на защиту и неприкосновенность. Милорд не отличается терпением или добрым отношением к своим пленникам. Возможно, вы ошибаетесь, следуя советам его отца!

Слова сэра Гэлейна были полны сомнений, как и мое сердце, полное дурных предчувствий. Но это касалось только меня и моего будущего. К тому же я была уверена, что иных вариантов милорд не приемлет. Он пришел с армией за своим «военным трофеем», и он не уйдет, пока не получит его. Я не стала объяснять это сэру Гэлейну, лишь отметила, что данное предложение — наиболее приемлемый для милорда вариант моего возвращения. Вряд ли он способен согласиться на иные условия.

Сэр Гэлейн не стал продолжать разговор и покинул меня, унося письмо. Он доставил его в крепость Солти и отправил курьера вместе с делегацией и своим письмом, содержащим просьбу о перенесении даты переговоров. А когда все сроки истекли, милорд свернул свой лагерь, и его воины покинули территорию Тэнии.

Сэр Гэлейн привез мне его ответ. Я помню, как долго не решалась открыть конверт и прочитать письмо. Но я знала, что милорд возвращается в игру. Только у меня было ощущение, что ему принадлежат все козыри, а я безнадежно проигрываю. Письмо Великого Магистра было очень лаконичным, впрочем, как всегда:

«Моя леди! Надеюсь, вы позволите себя так называть, поскольку «моя пленница» вам не подходит.

После взятия крепости Солти я намеревался предложить вам навестить меня в моем доме, но вы снова нарушили мои планы. И все же условия здесь диктую я.

Мои гарантии вашей жизни остаются неизменными, но гарантии вашей безопасности я оставляю на усмотрение своей чести.

Надеюсь, мы встретимся в моем замке в Пограничных землях, и вам не придется наблюдать смерть, кровь и разрушения».

Я сожгла письмо в камине. Никогда не любила письма. Вот только рассыпавшийся пепел облегчения не принес. Я несколько часов просидела в комнате сэра Гэлейна, завернувшись в плед, и глядя на огонь. Сил почти не осталось и дрожь била мое тело, не переставая. Я не могла никому позволить увидеть себя такой, и мы с сэром Гэлейном делали вид, что обсуждаем очень важные вопросы наедине. Ближе к вечеру, когда от деревянных поленьев остались лишь черные угольки, он заставил меня поесть и снова выпить ужасный настой, приготовленный Мастером. И только потом спросил:

— Когда вы уезжаете?

— Завтра, как только попрощаюсь с Мастером.

Сэр Гэлейн не произнес больше ни слова до тех пор, пока я сама не нарушила молчание:

— В этом мире я чувствую себя чужой, сэр Гэлейн. Во мне словно поселилось несколько моих «я», но какое из них настоящее понять невозможно. Я знаю, что поступаю правильно, ибо возможная война пугает меня больше, чем милорд. Но я не хочу страдать за то, чего не понимаю, и что, возможно, никогда не станет мне родным и близким. Я доверяю своим чувствам и потому не хочу возвращаться к человеку, который так пугает меня. Он может и способен внушить мне иные чувства, а не только страх, но он играет со мною, сэр Гэлейн! И кто знает, какой путь он изберет для меня?

Мой собеседник долго молчал, и я не знаю, действительно, ли он искал ответ на мой вопрос или думал о чем-то своем, например, о том, как уберечь друзей от гибельных шагов, если они все уже решили для себя. Нуждаются ли наши друзья в утешении или поддержке, и возможно ли отговорить их, убедить в неправильности принятого решения, когда они уже шагнули в бездну, а нам остается лишь наблюдать за их гибельным падением? Будет ли оно долгим или нет? И успеем ли мы протянуть руку помощи или краткость их падения не позволит нам даже вздохнуть?

Да и что говорить о друзьях, когда собственные дети не желают нас слушать. Мы не можем удержать их от безумных поступков. Мы не можем передать им собственный опыт, и они не верят нам, совершая те же ошибки. Наша любовь к детям делает слепыми не нас, а наших детей, взывающих о помощи слишком поздно, и не призывающих нас, когда это нужно.

— Может быть, Магистр сам еще не решил? Или вы нужны ему больше, чем он полагал до сих