Двенадцатый рыцарь - Алексин Фарол Фоллмут

Позже я спросил его, как он узнал, что это буллеры. Он коротко объяснил, что у него была подруга, которая любила играть, но больше не чувствовала себя комфортно в этом мире. Не в мире игры, а в мире ее игроков. Они преследовали ее, засыпая её оскорбительными комментариями в чате. Те же люди атаковали её на фанатских форумах? оставляли комментарии к ее фанфикам, которые громили ее блог, топя его в анонимной ненависти изо дня в день, пока она не перестала писать. Я сказал что-то вроде: «чёрт возьми, насилие среди гиков в наши дни какое-то дикое».

«Ага», — это все, что он мне ответил.

Почему я думаю об этом сейчас? Потому что, что-то было не так, когда я смотрел, как играет Баш. И дело не только в том, что он был катастрофически плох — меня сбивало с толку и это, — но и в ощущении, похожем на зуд. На чихание. На момент, который требовал космической концентрации, потому что что-то просто… было неправильно.

Я хочу сказать, что был удивлен, когда Ви Рейес заняла место напротив меня, предназначенное для Цезарио. Это ошеломило меня, перевернуло мой мир, поставило в ступор. Так и было — я чувствовал себя игольницей, внезапно пронзенной острой иглой. Но я не думаю, что это шок, или, по крайней мере, не такой сильный шок, каким должен был быть.

Наверное, когда перед тобой аватар огромного рыцаря, решительного и хорошо владеющего мечом, легко поверить, что этот человек — именно тот, кем кажется. Я никогда по-настоящему не задавался вопросом, никогда не задумывался, почему незнакомец, с которым я, в течение последних нескольких месяцев, проводил половину своего времени, казался мне таким знакомым.

Думаю, то, что я сейчас испытываю, — не шок, а просто кусочки пазла наконец-то складываются воедино.

Как я мог не узнать ее? Независимо от того, какие формы мы с ней принимаем, я её знаю. Я знаю её по тому, что она заставляет меня узнать о себе. Я знаю, каково это — чувствовать её присутствие в своей жизни.

Но я не видел этого раньше, и теперь чувствую себя ошарашенным. И злым.

Это точно она. Я погружён в свои боевые раунды, по спортзалу разносятся одобрительные возгласы, свист и разговоры людей о глупой компьютерной игре, заполняющей экран. Но издалека я узнаю все фирменные приёмы Цезарио. То, как он переходит в атаку, какие приемы использует в начале. То, как контролирует центр, вытесняя его противников за пределы поля.

Не его противников. Её.

Ви — единственная девушка на турнире. Я понимаю, что, вероятно, это моя вина. То, как я преподносил этот вечер другими ученицам, таким как Кайла и Маккензи, делало его похожим на два совершенно разных события. Я обещал после турнира показ фильма, “девчачьего”, раз уж мы начнем с этого шумного, наполненного тестостероном, турнира. Я подталкивал девушек покупать билеты, потому что, даже если им было неинтересно (а я предполагал, что им это неинтересно), будет много и других развлечений. Но я ни разу не задумывался, стоит ли предложить девушкам самим поиграть. Я не пытался убедить их, как своих друзей-парней, что это весело, увлекательно и совсем не сложно. А теперь чувствую себя неловко от мысли, что, мне даже в голову не приходило, что, возможно, они бы тоже захотели попробовать.

Давал ли я Ви возможность почувствовать что для нее есть такое же место на турнире, как и для меня? Нет, не давал. Конечно, я хотел, чтобы она была здесь, но просто считал, что ей это не интересно. Это просто было не похоже на нее.

Она должна была мне сказать.

Стыд и раздражение переплетаются в моей сжимающейся груди, как сиамские близнецы. Она так прямолинейна во всём, так почему же не могла просто сказать мне?

И между прочим, сколько всего я рассказал ей?

Мой пульс учащается. Боже, я рассказал ей всё. Что я к ней чувствую, что думаю об Оливии. Все, в чем, как я думал, я исповедовался другу, на самом деле я рассказывал какой-то тени в интернете. В отчаянии я вымещаю гнев на Волио, который ругается рядом со мной, и чувствую, как ярость внутри меня нарастает. Я не злюсь. Я не должен злиться. Не могу злиться. Она знает об этом. Должна знать.

Я пытаюсь сосредоточиться на экране. Цезарио — Ви — побеждает Курио. Она методична, спокойна, выражение ее лица не меняется — именно так я всегда представлял себе Цезарио, играющего в игру. Только на самом деле я никогда не знал, кто такой Цезарио. Я сблизился с Ви, даже не зная, что у неё был доступ к той части меня, какая в ней мне была закрыта.

Я всё время твердил, что знаю её. О чем, черт возьми, я вообще знал?

Том Мёрфи вырубает Мэтта Даса. Мёрф сталкивается с Ви и проигрывает, затем она побеждает парня по имени Леон, который много болтает и громко жалуется, когда его выносят. Она выглядит так, будто это ее совершенно не волнует.

А. Потому что она здесь не ради них. Я понял.

Какой-то второкурсник, который выглядит так, будто никогда не видел солнца, становится моей последней жертвой, прежде чем мы с Ви остаёмся единственными игроками на платформе. Люди сейчас заинтригованы, не игрой, а тем, как мы с Ви избегаем взглядов друг друга и сохраняем молчание. От нас исходит неловкость, и я практически ощущаю перешептывания. Сначала Оливия Хадид, теперь Ви Рейес? Наверняка они думают, что я каким-то образом теряю свою привлекательность из-за этого тяжелого семестра, но я рад, что это она. Она единственная, с кем здесь стоит сражаться.

Мы с ней, лицом к лицу на экране. Цезарио против Герцога. Я не спрашиваю, готова ли она, потому что мне это не нужно. Она бросается вперёд, и я тоже.

В голове всплывают привычные наставления тренера. Увидеть — воплотить. Хочу ли я победить ее? Да, конечно, и не ради своего эго. Ладно, отчасти, и ради него. Мне нравится побеждать, и я не буду притворяться, что это не так. Но чувствую ли я, что она мне что-то должна? Да, теперь определенно да. Я не хочу, чтобы она ушла отсюда с мыслью, что это было легко. Я хочу подвергнуть ее испытаниям, хочу, чтобы она увидела мое выражение лица, доказательство того,