Электрический Дракон - Иса Белль

Он не сомневался в Анне ни секунды, а во мне… стал бы только, если бы ему пришлось засомневаться в ней.

Но такого никогда не произойдёт.

– И вспомни, о чём я тебя предупреждал.

Однако это не означало то, что я никогда не смотрел на свою жену, как на его.

– Мои кости уже скрутились от страха.

Ксавьер рядом покачал головой, усмехаясь.

Удивительно, как мы смогли сохранить дружеские отношения. Он всё ещё был готов пожертвовать своей жизнью ради моей, как и я своей ради его. Однако если однажды речь зайдёт об Анне, мы не думая, заберем жизни друг друга, чтобы сохранить её.

– Как Мартин? – поинтересовался я.

Мы с Риверо никогда не были настолько близки, как каждый из нас был с Ксавьером, поэтому не созванивались, чтобы узнать как дела друг у друга, однако последние четыре года в роли отца-одиночки давались ему тяжело, поэтому я всегда хотел знать, как он.

Нам до сих пор было неизвестно, кем была мать мальчика. Но он был нашим. Это не обсуждалось. Неважно, кто был его вторым родителем, хватало того, что один из них был одним из нас.

Мартин звонил мне сегодня, когда узнал, что у Наталии отошли воды, но я был слишком занят своей кричащей женой, из которой в любой момент могла вылезти наша дочь, чтобы ответить ему.

– Он рассказал Сантьяго легенду о Зорро и тот возомнил себя им. Как ты думаешь?

Боже, этот ребёнок… Он ударялся головой об каждый встречный ему угол с тех пор, как научился ходить. Я не знал, как его отец справлялся, потому что у меня не выходило совладать с бурей, даже с помощью других людей.

Я обернулся, чтобы посмотреть на своего младшего сына – Кристиана. Мальчик дрался со своим лучшим другом, Домиником, в другом конце коридора. Мы с Ксавьером перестали разнимать их, когда поняли, что они не пытались убить друг друга и не не ладили, а просто оба считали исключительно друг друга равными для себя противниками в бою. Драка была для них своего рода игрой. Пока они не повзрослели.

– Он…

Крик новорождённого перебил меня.

Я замер, резко переведя внимание на дверь родильной палаты. Наталию было больше не слышно.

– Поздравляю, – друг похлопал меня по плечу, возвращаясь обратно к жене, которая уже вернулась на своё место с сытой Джулией, сопящей в слонге.

– Поздравляю, – прошептала Анна, улыбаясь мне.

Я потерянно кивнул ей, проходя мимо.

Третий ребёнок был здесь.

Каждый раз я становился отцом, будто впервые. Страх никуда не уходил, а только возрастал, потому что я понимал, что уже оплошал. И боялся повторения.

Но в этот раз всё будет по-другому.

Я буду стараться ещё больше.

Девочку не нужно тренировать. Ей не нужно проходить пытки. А мне смотреть на всё это. Однако я уже чувствовал, как становился строже для мальчиков.

Из-за неё. Для её сохранности.

Войдя в палату, я стал свидетелем того, как медсестра хотела передать младенца матери, но та отвернулась, едва увидев его. Ярость прокатилась по телу, когда я заметил отвращение на лице Наталии.

Наша дочь не была плодом насилия.

Но она смотрела на неё и наших сыновей так, будто стала верить в это, чтобы перестать чувствовать вину за то, что не любила их.

Когда-то мы думали, что у нас может получиться. Я пытался заставить себя почувствовать к ней хоть что-то, но ничего не вышло. И это её разбило. Во всяком случае я хотя бы пытался, когда она посчитала, что для любви достаточно красивого тела и согретой постели. Я не спорил. Наталия была красива, как и любая русская женщина, которую я видел. Но этого было мало. Катастрофически. И я всё равно винил себя в её несчастье, несмотря на то, что ей был предоставлен шанс уйти, а она отказалась от него в пользу веры в то, чего априори не могло произойти.

Потому что мужчина полюбивший однажды никогда не полюбит дважды.

– Давайте я, – пожилая женщина недоверчиво и с опаской глянула на меня, когда я протянул обе руки, чтобы принять ребёнка в них.

Когда она осталась стоять на месте, с ревущим младенцем, прижатым к груди, я повторил. Строже. После чего медсестра, в конце конце концов, подошла, вкладывая дочь в мои объятия.

Она больше не кричала.

Вес её крохотного тельца, перепачканного в крови, был почти неощутим. Ранее я уже держал на руках новорождённую девочку – Джулию, но всё равно был удивлен лёгкости своей дочери после её почти пяти килограммовых старших братьев.

По моему телу пробежали мурашки. И никуда не исчезли даже спустя минуты, пока я просто любовался ей.

Она была подозрительно холодной, но там, где её кожа соединялась с моей, чувствовалось тепло. Сердце так гулко билось в груди, что я перестал слышать работу мониторов и перешёптывания мед персонала, которые не заканчивались, пока я не вошёл в палату, чтобы встретиться с женой и дочерью.

Мир вокруг перестал существовать и сомкнулся в одном человеке на это мгновение.

Иссиня-чёрные волосы, так похожие на мои, прилипли ко лбу и черепушке, но сильно опущенные веки, не позволили мне разглядеть цвет глаз девочки.

Голубые. Они должны быть голубыми, как у меня и её матери.

Но надежда, перемешанная с ужасом, подсказывала мне другой ответ. Что если…

Я почувствовал, как спину резко зажгло, и обернулся.

Двое мальчишек погодок, которых я когда-то встречал в этой же палате, стояли за стеклом в половину стены. Их глаза были широко распахнуты, а подбородки приподняты в попытке рассмотреть младенца у меня на руках. Даже Себастьян, выражение лицо которого редко переходило грань полного безразличия, выглядел крайне любопытно. В свою очередь вспотевший и покрасневший после боя Кристиан тяжело дышал на ограждение между нами и практически утыкался в него носом.

Я не думал, что они будут питать такой интерес к своей младшей сестре. За всё время, что их мать была беременна, они почти не подходили к ней.

Медсёстры увезли Наталию в соседнюю палату через внутренний вход, оставляя меня наедине с дочерью, и тогда я кивнул, глядя в глаза своего старшего сына, чтобы он и его брат присоединились ко мне.

Через несколько секунд оба мальчика неуверенно вошли внутрь, тихо захлопнув за собой дверь, и остановились на пороге.

– Хотите посмотреть? – спросил я, когда понял, что они боялись приближаться ко мне.

Я хотел умереть. Каждый раз, когда ловил на себе их взгляд, от и до состоящий из страха, только