Вельмата. Длинные тени - Алёна Моденская

Мутная тёмная вода плескалась у большого булыжника, брошенного кем-то в песок у кромки. Настя забралась на камень и села на корточки, чтобы заглянуть в воду, которая тут же пошла волнами и обдала ледяным холодом босые стопы.

Оказалось, в воде стоял Гошка, как обычно — весь в чёрном. Он опустился на колени, так что джинсы намокли аж до ремня.

— Ты что, холодно же, — сказала Настя, уже думая, как бы вытащить его из воды и быстро просушить, чтобы не простудился и не потерял голос.

Гошка мокрыми холоднющими пальцами взял Настю за запястья и слегка потянул на себя, так что она чуть не упала, но сам же Гошка её и удержал. Смотрел на неё снизу вверх. Глаза казались не ярко-зелёными, как обычно, а чёрными.

— Прости меня, — вдруг сказал Гошка.

— Это ты меня прости. — Настя почувствовала, что глаза щиплет от слёз. Она мягко высвободила руку и провела по Гошкиным тёмным волнистым волосам. Хотела коснуться бледного лба губами, но сон растаял.

Настя некоторое время пролежала с закрытыми глазами, пока слёзы на щеках не высохли. Господи, как же его не хватает.

Кое-как запихнув в себя чай с тостами без всего, Настя села работать. Минут двадцать впустую листала соцсети. Потом ходила посмотреть, как переводится имя Георгий, оказалось — «земледелец». Ну, Гошка с земледелием вообще никак не был связан. Как, впрочем, и сама Настя, пока ей в добавку к квартире не перепали клочок земли в палисаднике и домашний сад бабы Алины. Настя не горела желанием заниматься цветами и подумывала раздать все горшки, но потом тётя Римма чуть не устроила самозахват свежеобретённого участка палисадника. Якобы Насте он не нужен, а ей там в самый раз машину сына ставить. Ну, тут уж Настя из принципа начала заниматься цветоводством. А в этом году ещё и тыквы вырастила. Только куда теперь их девать. Ну, будет «жильцам» витаминная кормёжка на всю зиму.

Желание работать так и не появилось, и Настя вышла в палисадник. С яблони за ночь налетело листьев, которые неплохо бы убрать. Георгины надо выкопать, и пора бы соорудить шалашики для роз. Пока только каркасы без укрывного материала. А то вдруг заморозки.

Но дела как-то не шли, и Настя просто шаталась по дворику. Остановилась у многоярусной клумбы. За ночь вторую черепушку никто не сшиб, уже хорошо. А выдернутую надо бы приладить обратно.

На первом этаже большой серый сибирский кот бабы Юли, мечтая поохотиться, припал к подоконнику, так что из-за оконной рамы виднелись только большущие зелёные глазищи да уши. Прямо перед котом вокруг подвешенной к вишне кормушки порхали цвиркающие синички. Они то подлетали, то уносились прочь, садились на рамы окон и ветки кустов.

— Ну и хорошо, что снесут эти халупы, — донеслось за спиной.

Настя обернулась. Многодетная мамаша из соседнего дома медленно топала по тротуару с коляской, разговаривая по телефону. Двое её детей носились вокруг и лупили друг друга палками.

— Хоть денег дадут, — рассуждала мамаша, толкая коляску, застревающую в тротуарных трещинах. — Чё-нить нормальное купим.

— Ага, щас, — возникла из-за забора соседка Котова. — Эти халупы копейки стоят, тебе такие гроши кинут, что ты сможешь купить только комнату где-нибудь в гнилушке на окраине Сормова или Автозавода.

— В Сормове давно нет гнилушек. — О, и тётя Римма, оказывается, здесь. — У меня сын там живёт.

— Ну, это я образно, — шарообразно повела руками Котова.

— Да ладно, — недоверчиво протянула мамаша, чьи дети полезли на старый клён, склонившийся до самой земли.

— Правда, — подала голос Настя, сама не зная, зачем. Все дружно к ней обернулись. — Кадастровая стоимость здесь низкая. Газа нет, только баллоны, от проспекта далеко. Дома старые, без ремонта, в некоторых квартирах даже ванных до сих пор нет. Да и вряд ли дома будут полностью расселять. При реконструкции обычно бывает только временное отселение. Хотя кто знает, как всё обернётся.

— Во-во, я и говорю, — закивала тётя Римма. Она даже во двор накрасилась как на приём к мэру. — Нам копейки дадут, а сами понастроят тут домов и будут за дорого квартиры продавать.

— Ещё и все деревья повырубают, — поддакнула Котова.

— Ну и хорошо, — выдала мамаша, чьи дети как раз залезли на толстую кленовую ветку так, что она затрещала, грозясь обломом. — Давно пора тут всё расчистить. Хоть бы детскую площадку сделали.

— Так она есть, — снова зачем-то влезла в разговор Настя.

— Да там всё сломано, — отмахнулась мамаша.

— Кем? — Настя чуть по губам себя не хлопнула. Ну не со своей мамой же она сейчас собачится.

— Что — кем? — хлопала накладными ресницами мамаша. В этот момент кленовая ветка с громким треском отвалилась, и дети, испуганно вопя, полетели за землю. Родительница подскочила и стала дёргать их за руки, рывками ставя на ноги и при этом оглушительно матерясь.

Но малыши отделались царапинами и парой синяков, и уже через пять минут убежали орать в высокой сухой траве.

— Вот, я же говорю, вырубить тут всё к хренам! — гаркнула мамаша.

— Деревья дают кислород, — произнесла Настя, глядя, как солнце сверкало в переплетении берёзовых ветвей.

— Нифига они не дают, — заявила мамаша.

— А откуда он тогда берётся? — усмехнулась Котова, что-то обрывая у забора.

— Кто?

— Кислород.

— Ниоткуда, — развела руками мамаша. Потом фыркнула со смеху: — Кислород берётся, ну и тупость. Он и так есть, чего ему браться-то.

Котова и тётя Римма переглянулись. Мамаша тем временем снова достала телефон и стала тыкать в треснутый экран длиннющими ногтями со стразами. Потом пошла прочь от домов, так и глядя в телефон.

— Чему их только в школе теперь учат, — бормотала Котова, орудуя мотыгой.

— Какой школе? — усмехнулась тётя Римма. — Она школу-то так и не закончила. Девять классов со справкой. Зато четверо детей.

— А сколько ей лет? — невпопад встряла Настя, вдруг вспомнив собственную сестру, из-за беременности так и не получившую диплом в колледже.

— Так это, — задумалась тётя