Здравствуй, пышка, новый год! - Инга Максимовская

Глава 9

Обычно я готовлю утку по-пекински. Целый ритуал. Сначала птицу опаливаю, проливаю кипятком, мариную в рисовом вине. Потом натираю крупной солью и сажаю на банку. Вообще, положено подвешивать ее на холоде. Но у меня квартирка крошечная, балкона нет. А холодильник такой, что в нем не то что утку подвесить, у мыши не получится вздернуться. Это все что осталось мне от бабули. Мое наследство, которое у меня так и норовит отжать маман в пользу любимого сына. Эх…

Так о чем это я? А точно. Утка – это философия. Я мариную ее три дня. Сливаю с нее кровь. Потом сушу на воздухе, потом обмазываю медом. А потом… Пеку на решетке, плотно укутав птичку фольгой. Наверняка китайцы придумали этот рецепт, чтобы несчастные утки отправлялись в Вальхаллу с почестями.

Подаю я утку с блинчиками Мандарина, зеленым луком и пятью соусам.

Что-то меня занесло. Сегодня у меня нет столько времени. В затылок мне дышит злобный взъерошенный мужик, судя по пыхтению голодный и взбешенный. И маленький Ванька крутится как волчок, глядя, как я колдую над новогодним угощением. А еще, периодически появляются горничные, которые словно сошли с одного конвейера. И если бы я не увидела сразу трех красоток, похожих на статуэточки сердитых богинь, то так бы и думала, что в доме только Лю «привиденит».

– Ты им не нравишься, – довольно хмыкнул огр, заглядывая мне через плечо. Он странный. И Ванечка прав, у него есть все, как у волшебника, способного материализовать из воздуха любое твое желание. Но… Скорее всего взамен он потребует что-то очень важное и нужное. Потому что волшебник этот прямо тот кого нельзя называть, только в малахае и рыжий.

– Вы бы не стояли у меня за спиной, я когда готовлю не очень дружелюбна. – надо же, не нравлюсь я. Я же не купюра в пятьсот долларов, чтобы всем нравиться. Я вон и зрителям то не очень захожу. Не Офелия я. Сотый лебедь в восьмом ряду. И после этой бесконечной ночи, я точно сменю профессию. Права мама, мой удел бухгалтерия, или на худой конец кассирша в супермаркете.

Так апельсины, мед, корица, чеснок, немного перца.

До боя курантов всего ничего. Могу не успеть. Но, салат у меня готов, еще я сделала канапешки с сыром и виноградинками, Ванюшке взбитые сливки с ягодой и голубикой, картошку пюре, как просил мальчик и…

– Да я уж понял, что можешь ножичком запырять, – слишком он близко. Шепчет в самое ухо, от чего меня передергивает. И что-то в животе расцветает огненным цветком. Странные ощущения. Не сказать, что неприятные, но кажутся мне постыдными. Ведьмина ночь. Нескончаемая. Сжимаю пальцами апельсин. Сок брызжет во все стороны.

– Ты что творишь? – взревел этот дикий вепрь, схватившись за глаз. Попала я что ли? Надо же. Впервые в жизни.

– Ой. Простите. Но я предупреждала, – ха, будет знать этот самоуверенный индюк. – Кстати, вы бы елочку поправили. Она криво стоит. Мой папа обычно подкладывал под ножки подставки книжки. Только аккуратно, чтобы не упала.

Да, папа подкладывал. Капждый день корячил бедную елку. Потом они ругались с мамой. Потом срывали злость на мне, потому что мой брат тогда еще был младенцем. А потом… папа сбежал, прямо перед боем курантов. Выскочил за дверь семейного гнезда и только его и видели.

– Лучше бы он был аккуратен в другом, – зло буркнул Егор. – Может тогда бы у него лучше получилось. Слушай. Ты такая зануда в кого? В папу своего бракодела? Или были другие родственники с неполным набором хромосом? Какие книжки? Ты берега то не путай. Я и так весь вечер, как рыжий на ковре.

– Пап, ну ты чего? Ну весело же. Я помогу. У меня и книжек куча. Я их уже прочитал все, – Ванюшке все в радость. Заскакал возле отца, у которого сейчас, кажется дым пойдет из ушей и из носа.

Утку я ставлю в духовку. У меня есть немного времени, чтобы выдохнуть, пока рычащий на все лады, злой Бармалей, регулирует чертову громадную елку, больше похожую на лешего, которого насильно приволок в дом еще более ужасный монстр, зад которого, обтянутый спортивными брюками, задорно торчит из еловых лап.

«Как орех» – мелькает в голове дурацко-пошлая мысль, от которой я краснею как дура.

– Па, ну чего ты. Вот сюда надо. Она теперь в другую сторону заваливается, – Ванюшка подполз к отцу, и советует. Да уж, такой перфоманс не часто увидишшь. – На тебе еще книжечку.

– Вань, – голос огра сейчас звучит глухо и как-то болезненно. Странно звучит, будто кто-то придушил огромного великана. – Это же книга про кролика. Ты же не расстаешься с ней? Ваня…

– Пап, ну я вырос уже. И мама… Она же всегда радовалась Новому году. И книжечка эта волшебная, она говорила. Я вот что подумал, я ее под ёлочку положу, и тогда Ника останется у нас точно. Понимаешь? Мама бы хотела, чтобы у тебя ледышки из сердечка выпали. Понимаешь?

– Ты…

– Прекрасно стоит елка, – с видом жизнерадостной идиотки провозгласила я, хотя в душе у меня сейчас творилось такое, что словами не передать. И игла колючая в сердце впилась. – Пора стол накрывать. Скоро наступит Новый год.

– А я можно тоже буду накрывать? – вынырнул из под лесной красавицы мальчишечка. Боже, боже мой. Что же с ними такое произошло, что так сломало?

– Конечно. Ты поставишь салат в центр стола, и разложишь приборы. Ты же знаешь, как правильно?

– Да. И папа тоже будет помогать. Да, папа? И надо хлебушек не забыть. А еще…

– Прекрасно, но сначала переодеваться в праздничное и чистить зубы, – я улыбнулась, глядя, как малыш бросился исполнять мои дурацкие приказы.

– Спасибо, – буркнул огр. Я аж онемела от неожиданности. Услышать от зла во плоти волшебное слово я совсем не ожидала.

– Слушайте, я никак не могу вас раскусить, – ошарашенно вякнула я, глядя в глаза великана, которые сейчас были совсем не ядовито ехидные. В них сейчас плескалась адская усталость.

– Не надо меня кусать, – мгновенно превратился он снова в насмешливого хищника. – У тебя вон какой аппетит, судя по стати. Ты кусать то не привыкла, поди заглатываешь целиком.

– Да уж. Знаете, когда вашу злобную сущность побеждает человеческая, вы становитесь даже симпатичным.

А ты всегда бородатая не баба, хмыкнул мерзавец Егор.

– Вот и поговорили, – вздохнула я, принюхалась. Черт, утка… Хотя… Горелая птица не пахнет… Порохом и химозой. И дым бы от нее валил совсем не черный. Что-то завсвистело там. где совсем недавно скрылся Ванюшка, зашипело…

– Твою мать, – проорал огр и метнулся в сторону кухни. Я ломанулась за ним, забыв про боль в щиколотке, да и вообще обо всем на свете.

Глава 10

– Там, там, Бальбось, узясь. Я хотеля ему не лязлесить, а он, – выскочила нам навстречу одна из горничных, больше похожая на кочегара, отстоявшего суточную смену. – А потом как взольвалесь. И… Узясь, узясь. Уволняться я. Это зе не дом, а стлясьная ужася.

– И ты свалила? – взревел великан. Я бы на месте бедолаги пылью рассыпалась от ужаса. Но женщина просто склонила голову. Дать бы ей по ее башке. Но некогда мне сейчас было.

Мое сердце, как мне показалось, остановилось. Я бросилась в клубы дыма, задыхаясь от страха и вони. Тишина в кухне стояла гробовая, и я чуть не взвыла от ужаса, стянувшего мою душу ледяными путами.

– Ванечка, – позвала я, и тут же закашлялась. – Ванюша, милый. Скажи хоть словечко.

Судя по звукам, и громкому топоту, Егор тоже метался по кухне. Стало очень холодно, скорее всего хозяин дома распахнул настежь окно, плиту выключил. Паника… точно, она стала отвратительно липкой, когда я увидела мальчика, лежащего на полу, словно кукла. Ванька молчал, только таращил испуганные глазенки и тихонечко поскуливал. Жив. Слава богу.

– Я хотел праздник, салют хотел. Чтобы громко и весело, – тихонечко всхлипнул ребенок. Я свалилась перед ним на колени, попыталась поднять. Дым начал рассеиваться, а ледяной сквозняк замел по полу. Бедный малыш наверное заледенел. Ухватила легкое тельце. Рука