По извиистым волнам - Вал И. Лейн

Она крепче сжала меня. Ее ногти впились мне в плечи, в кожу, когда она прижалась губами к моему уху.

— Так не разговаривают со своей прабабушкой. — Ее слова были холодны, как сталь. Я вырывалась из ее объятий, пытаясь встать, но она начала напевать, и я каким-то образом потеряла способность полностью контролировать свое тело. Но я узнала мелодию, и по моей душе пробежали мурашки.

— Перестань петь колыбельную моей мамы.

— Колыбельную твоей мамы? — Она рассмеялась, продолжая тихонько напевать свою песенку сирены. — Рыбка-ангел, как думаешь, откуда она взялась?

Я сглотнула, переваривая все, что она сказала до сих пор. О Майло. О маме. Обо мне. Затем она продолжила, усугубляя мою душевную нагрузку.

— Глубоко в океане спрятан трезубец. Считается, что оракул силы был оставлен богами. Он покоится под местом, которое люди называют Бермудским треугольником, и его могущество было неограниченным на протяжении веков. Это было бы причиной всех тех необъяснимых исчезновений и душ, затерянных в море.

— Какое это имеет отношение ко мне? — Я попыталась вырваться из ее объятий.

— Сирены обладают одним и тем же источником энергии. Таким образом, только сирена может владеть трезубцем. Но для этого сирена должна пожертвовать частичкой себя — чем-то более ценным для нее, чем что-либо другое, — чтобы заполучить трезубец. Но сирены эгоистичны. Они почти не способны отказаться от того, что значит для них больше всего на свете. Вот почему мы не должны влюбляться. Потому что это портит нашу природу… Хм, думаю, это был забавный способ Посейдона держать все под контролем. — Она перевела дыхание, колеблясь, прежде чем продолжить. — Но я… Мне больше не из-за чего быть эгоисткой. Ничего, кроме жалкой чешуи с остатками моей магии. Так что, рыбка-ангел, она мне понадобится обратно.

Она медленно вытянула передо мной руку. Теперь я могла двигаться, но бежать мне больше не хотелось. Мне нужно было закончить этот разговор. Я должна была точно знать, что она задумала.

— У меня… у меня ее нет.

— Тогда где же она? — Ее голос стал жестче.

— Где-то на дне океана. Я подумала, что отдать ее водовороту — это способ снять проклятие. Я выбросила ее в море, прежде чем поняла, что это не выход.

— Что ты сделала? — Она отпустила меня, повысив голос.

— Как ты можешь сердиться на меня? Ты стала причиной всего этого.

Она отступила назад, не сводя с меня сурового взгляда и сжимая кулаки.

— Я видела безграничную жестокость людей. Я видела, как человечество уничтожало эту землю, но ему так и не удалось укротить море, как бы они ни старались. И пришло время морю смыть эти грехи раз и навсегда.

— Ты играешь в Бога, — я сглотнула, позволяя серьезности ее слов проникнуть в мой желудок.

— Я больше не играю, дорогая. — Она улыбнулась. — И я хочу, чтобы ты присоединилась к игре. Помоги мне сделать это. Помоги мне достать трезубец, как только мы найдем чешую. Ты единственная из нас, кто может их достать. Мы восстановим этот мир вместе. Ты можешь помочь мне решить, кто достоин выжить.

— Будто ты решила, что моя мама и ее мама не достойны того, чтобы жить? Будто ты мучила их? А как насчет Марины? Что с ней случилось? — Я выложила на стол список имен, который принесла, рядом с каждым из которых были четко написаны годы их смерти. — Ты убила их всех до единого своим проклятием. Ты мучила нас снами, Корделия. Пока пытка не стала невыносимой для них. Ты абсолютно не в том положении, чтобы судить человечество.

Корделия пробежала глазами имена за долю секунды молчания.

Лидия Гэтлин — 2003

Нельда Гэтлин Харроуз — 1971

Эстер Грейвз — 1952

Альма Уитлок — 1922

Эдит Барнс — 1900

Марта Джеймс Шорс — 1874

Сара Шорс — 1840

Марина Сэмюэлс — 1819

На мгновение она, казалось, потеряла дар речи, ее губы задрожали, прежде чем выражение ее лица снова стало суровым.

— Я сделала то, что должна была сделать, чтобы правосудие свершилось по отношению к тем, кто этого заслуживал. Иногда правосудие требует жертв. Кроме того, если бы я этого не сделала, вы все могли бы прожить на несколько сотен лет дольше, чем следовало, и это привлекло бы слишком много внимания, тебе не кажется?

— Ты позволила страдать всей своей семье только для того, чтобы поквитаться со своим бывшим любовником.

— Он опустошил море таких, как я! — воскликнула она.

— И ты помогала ему в этом! — закричала я. — И чувство вины поглотило тебя. Но ты не признаешься в этом!

Она не ответила, только продолжала стоять, сверля меня взглядом.

— Корделия, — произнесла я, — уничтожение половины человечества не вернет русалок. Я не собираюсь помогать тебе в этом.

— Поступай как знаешь, ангел. — Она отступила назад. — Но поможешь ты мне или нет, я получу то, что мне нужно. Я разумно проводила время на земле. У меня много связей. Я уже построила свою собственную империю. Я найду чешую. А потом трезубец. Может, я и потеряла свой хвост, но у меня все еще есть сила. Во многих формах. — Она потерла пальцы, показывая, что ее сила в богатстве.

Я не могла найти нужных слов, поэтому просто сидела, недоверчиво качая головой и глядя в ее топазовые глаза.

— Иди, Катрина. Откажи мне. — Она кивнула в сторону двери. — Возвращайся к мужчине, который ждет тебя снаружи. Возможно, когда ты увидишь, насколько грязна его душа на самом деле, ты пересмотришь мое предложение. Но пока я не буду тебя ждать. Ты увидишь, что я права. Ты можешь думать, что отстаиваешь какую-то моральную справедливость, но просто помни, в конце концов, что ты такая же бездушная, как и я.

5. Маловероятно

Майло

Я наблюдал за гаванью, глядя на огромные яхты, пришвартованные там, пока последние отблески огненно-оранжевого заката не растаяли на поверхности воды. Еще две минуты, и прошел бы целый час. Я больше не мог этого выносить. Не тогда, когда я знал, с кем столкнулась Катрина. Одна.

Корделия была холодна. Она умела манипулировать и могла потребовать всего, что хотела, с помощью простой мелодии, звучавшей в ее голосе. Но она никогда не заставляла Вальдеса любить ее. Она никогда бы не приняла ложную любовь. Полагаю, это было ее единственной положительной чертой, хотя, возможно, это избавило бы нас всех от многих душевных мук, если бы она это сделала.

Чем дольше я воскрешал в памяти ее коварную,