Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

Арес вгрызается в плод, чавкая с открытым ртом. Морщится.

— Зелёные лучше. Точнее, лучше всего — вишня, — комментирует. Потом подносит яблоко к моему лицу с провокационной ухмылкой: — Хочешь кусочек? Я покормлю.

Хайдес взмывает к нам, с поварёшкой в руке. Гермес встаёт между ними.

— Дива, спокойно. Он тебя просто цепляет.

Лиам протягивает Хайдесу баллон со сливками:

— Хочешь? Вдруг подсластит.

Арес запрокидывает голову и хохочет так, что все мгновенно умолкают. Даже Афродита оборачивается с террасы. Арес скрежещет стулом рядом со мной и плюхается на него. Вытягивает ноги, откидывается назад, подпирая голову руками.

— Что не так, Хайдес? Вчера ты сам говорил Хейвен уходить со мной. Передумал?

У Хайдеса сводит челюсть, он вырывается из рук Гермеса. Посейдон вмешивается, держит миролюбивую мину:

— Игнорируй, как мы. Ему так весело.

Арес кивает в сторону Посейдона:

— Поси прав. Я просто играю, Хайдес. Я её не трогаю, — «успокаивает» он. Плечи Хайдеса чуть опускаются. — Я не мучу с теми, кто занят. Подожду, пока она тебя бросит. А она бросит. Рано или поздно.

На этот раз и Гермес, и Посейдон одновременно отпихивают Хайдеса назад; Лиам посередине таращится, не понимая, что происходит.

— В самом деле, зачем ей быть с таким, как ты? — продолжает Арес. — Я прочитал твой блог на Tumblr. Жалкое зрелище, кузен.

Все поворачиваются к Хайдесу.

Зевс замирает с чашкой на полпути ко рту.

— У тебя есть блог на Tumblr? — осторожно уточняет он.

Я упираюсь ладонями в виски и закрываю глаза — устала от этих пикировок. Никто не успевает сказать и слова: Арес вскакивает, стул с грохотом бьётся о стену. Он щёлкает меня по затылку, и я рефлекторно дёргаюсь.

— Хочешь ещё одно доказательство, что мы — «здоровая» часть семьи, и тебе надо бежать от Кроноса как можно быстрее? — вдруг совсем серьёзно спрашивает Арес.

Теперь он приковал моё внимание. Я почти готова забыть, насколько раздражал последние пять минут.

— О чём ты?

— Идём.

Он выходит из кухни так, будто у себя дома. Мы замираем на секунду; первым срывается Гермес и идёт за кузеном. Хайдес встаёт рядом со мной — молча, — и мы быстро шагаем по коридору, где я ещё не бывала. По выражениям Лайвли, которые живут здесь, ясно: сейчас будет что-то неприятное.

— В эту комнату нельзя… — протестует Аполлон.

Арес, идя впереди, отмахивается:

— Помолчи, Рапунцель.

Аполлон замирает, будто получил по лицу, потом догоняет Хайдеса. Его обычно добрые, зелёные глаза потемнели.

— Скажешь, когда решишь врезать ему. Я за.

Я слишком сосредоточена на том, что хочет показать Арес, чтобы думать о другом. То, что Афродита и Афина тоже настороже, только подстёгивает любопытство. Особенно когда Арес останавливается у высоких, под потолок, белоснежных дверей с изящными золотыми инкрустациями. Кто-то окликает его — не открывай! — но он толкает створку с тяжёлым стоном.

Я обхожу Гермеса и Посейдона и подхожу к Аресу: он ждёт меня на пороге с кривой улыбкой. Разводит руки.

— Пожалуйста. После вас.

Дальше — очередное безумие Кроноса и Реи. Длинный прямоугольный зал: белые стены, такой же пол. Пусто. Голое, холодное пространство, где любой звук гулко отдаётся.

Хуже всего — статуи вдоль правой стороны. На каждой — золотая табличка с именем. Сначала — некий Хаос, за ним Уран и Гея, затем Кронос и Рея и… тринадцать Олимпийцев. Я быстро иду вперёд; статуи высотой под потолок — раза в три выше меня. Это словно генеалогическое древо семьи, высеченное в мраморе.

Первое чувство — удушающая тревога. Но, когда я начинаю рассматривать, с какой тщательностью и изяществом выведена каждая деталь, меня охватывают восхищение и благоговение. Я не нахожу слов. Останавливаюсь у ног Кроноса и Реи, не в силах пошевелить даже пальцем.

— Афина, твоя, конечно, самая красивая, — доносится голос Лиама у меня за спиной. Я оборачиваюсь как раз, чтобы увидеть, как Зевс хватает его за ухо и оттаскивает, удерживая на месте.

Арес становится рядом, скрестив руки. Его ненависть к Кроносу так глубока, что он не может смотреть даже на статую, не скривившись в презрении.

— Знаю, о чём ты сейчас думаешь, — бормочет он. — Тебя это завораживает, верно?

— А разве не должно?

— Повернись. Сзади.

Я поворачиваюсь без вопросов. Левая стена поначалу показалась пустой — поэтому я её и проигнорировала. Но это не так. На стенах — в рамах — фотографии. Я подхожу, сердце стучит в горле. С цветной печати на меня смотрит Кронос — в глазах сумасшедший блеск. Рядом Рея — едва заметная улыбка, светлые волосы перекинуты на одно плечо, с открытого уха свисает бриллиант. Они стоят строго напротив соответствующих им статуй Кроноса и Реи из мифологии.

Дальше — знакомые лица ребят, с которыми я успела познакомиться. Напротив своей статуи — фото Хайдеса. Аполлон. Гермес. Афина. Афродита.

А потом — я.

Я замираю. Закрываю глаза и снова открываю. Это я. На стене висит моя фотография — без рамки, меньше остальных. Будто они ждут «окончательный» вариант, одобренный мной. Та самая фотография, что у меня в документах и в досье Йеля.

— Какого чёрта это значит? — кричу я; голос гулко разносится по залу.

— Хейвен… — Хайдес пытается подойти.

Я отшатываюсь. И раню его. Мне всё равно, потому что сейчас ранена я. Сейчас моя очередь задавать вопросы и злиться. — Вы знали? Ты знал, Хайдес?

Он качает головой. За его спиной Гермес и Аполлон осторожно двигаются ко мне — помочь брату.

— Мы сюда не заходим. Кронос с Реей запрещают. Твою фотографию мы не видели. До сегодняшнего дня, — объясняет Хайдес. — Мы не знали, что отец хочет тебя настолько.

Я не в силах даже обернуться на фото. Всё такое жуткое, что мне становится страшно от каждого человека в комнате.

— Должно быть, ты им очень нужна, — бормочет Лиам, погружённый в мысли. — На твоём месте я бы согласился. Ну, платят-то они хорошо, да?

— Какого хрена ты несёшь? — взрывается Хайдес, а потом поворачивается к Аресу: — Это и была твоя «отличная идея» — притащить его сюда?

Арес тоже недоволен сказанным Лиамом.

— Предлагаю не учитывать ни одного слова, что выходит у него изо рта.

Афродита встаёт между ними, но её голубые глаза прикованы ко мне. Она дарит мне мягкую улыбку:

— Хейвен, пойдём отсюда? Ты даже не позавтракала. Хочешь со мной?

Это звучит, как песня сирены — та самая доброта, которой