Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли

— Нет, спасибо. Я слишком занята тем, что любуюсь своей фотографией в зале одного греческого богатея-мегаломана, который хочет стать моим папочкой.

Она приоткрывает рот, но слов нет. Потому что я права. За последние двадцать четыре часа я чуть не избила кулаками парня, которого люблю; узнала, что его отец хочет меня «усыновить» и переименовать в Артемиду; выяснила, что отец по уши в долгах; и вот теперь — моё фото в его зале нарциссизма.

Афина проталкивается сквозь толпу; её длинные прямые волосы взлетают во все стороны. Ничего не объясняя, она проходит мимо меня, срывает мою фотографию со стены, рвёт и бросает клочки к моим ногам.

— Теперь довольна? Фотографии больше нет. Твоя бедная растревоженная душа обрела покой?

Мы уставились друг на друга. Она тяжело дышит. У меня глаза распахнуты.

— Это вторая улика, что мы — «здоровая» часть семьи, — вставляет Арес.

Я игнорирую его и сосредотачиваюсь на Афине. Она всегда была единственной, кто не высказывал ничего — кроме ненависти ко мне.

— Что тебе от меня нужно?

Она коротко, зло смеётся. Обходит меня по кругу, поднимает прядь моих волос и презрительно отпускает.

— Висит твоя фотка. И что? Хватит ныть. Прими предложение моего отца, заплати свой долг — или убирайся и не ной больше. В конце концов, Артемида, что ты ещё можешь? Сидеть тут и трахаться с Хайдесом, пока твой папаша спит на тротуаре?

Я сшибаю её звонкой пощёчиной.

— Что я решу — это моё дело, не твоё. Я тебе ничем не обязана, и не смей так со мной разговаривать.

Я знаю, что она сейчас ударит. Её тело выдаёт. И тренировки с Аполлоном и Хайдесом всё-таки были не зря: я резко приседаю и ухожу в сторону — её рука режет воздух. Если раньше она меня ненавидела, теперь, вероятно, хочет моей смерти.

Чьи-то ладони ложатся мне на плечи, и знакомый запах Хайдеса наполняет лёгкие.

— Прекратили, обе, — рычит он. — Хейвен, тебе не нужно ничего ей доказывать. Через пару дней ты уедешь в Йель с нашими кузенами и больше никогда не пересечёшься с Кроносом и Реей.

— Это — мой выбор, — напоминаю я.

— О-о, — низко комментирует Гермес.

Хайдес уже готов отчитать меня, но обрывает себя. И когда Афина самодовольно улыбается, он взрывается: рвётся вперёд, сдёргивает со стены раму с фото Кроноса и швыряет её в стену. Стекло разлетается, осыпаясь яростным дождём осколков. Он не говорит больше ни слова. Разворачивается и вихрем вылетает из зала.

Я смотрю на лицо Кроноса на полу и пытаюсь понять, как мы перешли от завтрака к переворачиванию картин и крикам. Ответ очевиден: Арес. Он любит сеять хаос. И мы все повелись.

— Вау, — шепчет Гермес после тяжёлой паузы. — Хейвен, тебе стоит пойти за ним. Поднять ему настроение при помощи с…

— Герм! — одёргивает Афродита.

Посейдон и Лиам уже влезают с репликами, словно ничего не произошло. И поскольку я больше не выдерживаю взглядов Ареса и Афины, я действительно ухожу — найти Хайдеса, где бы он ни был.

На полдороге по коридору чья-то рука берёт меня за запястье. Я не вздрагиваю: хватка лёгкая, мягкая. Я и так знаю, кто это.

— Он наверняка на террасе своей комнаты, — сообщает Афродита.

Я благодарю её улыбкой и высвобождаюсь. Ускоряюсь. Вдруг отчаянно хочется к Хайдесу — к единственному, кому я без колебаний доверила бы свою жизнь. Да, иронично, учитывая, что он предупреждал держаться подальше от Кроноса. Но он не понимает: я верю ему. Я знаю, что его отец опасен. И помню, что его шрам — из лабиринта. Это не отменяет факта, что у моего отца долги, и единственный шанс дать ему и Ньюту нормальную жизнь — принять условия семьи Лайвли.

Я доверяю Хайдесу. Но я не могу бросить Ньюта и папу. У них нет плана Б. Никакого.

Афродита оказалась права. У двери в комнату Хайдеса щель — не закрыто. Внутри идеальный порядок, пусто. А на террасе — Хайдес: сидит на парапете, согнувшись.

Он наверняка слышит мои шаги по полу, пока я подхожу. Но не оборачивается — только выпрямляется.

— Чего ты хочешь? — рычит. Голос — как шипение.

Я мнусь. Сомневаюсь. Может, уйти? Может, он не хочет меня видеть? Он давно не говорил со мной так. Словно мы снова в начале, в Йеле, когда играли — кто кого сильнее взбесит.

— Послушай…

— Хейвен, — перебивает он, — я очень злой. Сейчас не время.

Я делаю пару глубоких вдохов и заставляю голос стать ровным — я не хочу ссоры.

— Просто выслушай.

— «Послушай» — хрен там, — взрывается он, спрыгивает с парапета — и через секунды прижимает меня к стене своим телом. Грудь ходит часто, слишком часто. — Ты правда хочешь стать одной из нас? Ты правда готова принять сделку с моим отцом?

— Я только думаю об этом, Хайдес.

Он прищуривается. Его ладонь скользит к моему боку, а другой рукой он сжимает мои волосы. Он склоняется, вглядываясь в мои губы.

— Думаешь, да?

— Да. Это единственный вариант сейчас. Если бы был другой…

Он словно получает пощёчину.

— Есть другой, чёрт возьми. Я есть, Хейвен. Я предлагаю тебе всё, что нужно.

— И что ты предлагаешь? Ты дашь мне те миллионы, из-за которых влез в долги мой отец? Потому что это единственное, что решит проблему. Ты понимаешь это, да?

Он немеет. Теперь уже моя очередь выигрывать. Он вытаскивает руку из моих волос и бьёт ладонью в стену рядом с моей головой.

— Что-нибудь придумаем, — глухо говорит. — От одной мысли, что ты подпишешься под сделкой с моим отцом, меня кроет, Хейвен. Хочется бить эту стену, пока не переломаю все кости в руках.

— От судьбы не уйдёшь.

Он резко поднимает голову, смотрит, как на безумную.

— Ты серьёзно считаешь, что это твоя судьба? Стать пешкой Кроноса? Ни хрена, Хейвен, — снова рычит. — Так говорить ты можешь только о нас двоих. Не о тебе и моём отце.

Я избегаю его стальных глаз. Его ладонь всё ещё на моём боку — почти не двигается. Сейчас я хочу только, чтобы он меня поцеловал, сделал что угодно, лишь бы мы не говорили.

— Хочешь стать одной из нас? Хочешь вести клуб здесь и обманывать людей? Хочешь видеть, как люди умирают в твоей игре, и заметать следы? Хочешь говорить с моим отцом по-гречески и подчиняться его приказам? Хочешь…

— Я не знаю греческий, — перебиваю я. Это, мягко говоря, не лучшее,