Месть за моего врага - Алексин Фолмут Фэролл

Она остановилась.

— Эта жизнь, — сказала она медленно, — этот мир — это проклятие. Ты был прав, Дима. То, что они хотят от нас, — это болезнь. Это бремя.

Дмитрий колебался, но не смог удержать слова:

— Мой брата больше нет.

Может быть, он и не стал объяснять, но она всё поняла. В её глазах вспыхнуло сочувствие, прежде чем твёрдость вернулась вновь.

— Если ты собираешься использовать своё положение в Совете, чтобы опозорить своего отца, я помогу тебе. У меня есть ресурсы, как и у тебя. Связи. Но, — её взгляд стал острым, — при одном условии.

Он подождал.

— Когда ты победишь, — сказала она медленно, — мы сожжем все это. Мы подожжем спичку и спалим все. — Он смотрел на неё в молчаливом изумлении, и она пояснила: — Мы оставим позади королевства, которые охраняли для Кощея и Бабы Яги, и создадим что-то новое. Вместе.

Он смотрел на неё в недоумении.

— Ты серьёзно?

— Да, — её лицо было холодным. — Мы страдали не только из-за ошибок твоего отца, Дима. Мы страдали, потому что наши родители — эгоистичные дураки. Так что, — она на миг коснулась его горла, — хватит. Мы построим что-то вместе, Дима. — Её рука остановилась прямо у флакона на его шее, вдавливаясь в углубление груди. — Моя мать была бы ничем без меня, так же как твой отец — ничто без тебя. Вместе мы можем быть всем.

Это было совсем не то, что он ожидал услышать.

— Ты уверена?

Она кивнула.

— Не говори Саше, — предупредила Марья, и он нахмурился, но медленно кивнул. — Пусть это останется между нами. Но позволь мне помочь тебе, — она обвила его шею руками и притянула к себе. — Позволь мне любить тебя, Дима, — сказала она едва слышно, — так, как я должна была это делать двенадцать лет назад. Без преград.

Это было предложение от которого он не хотел бы отказываться. Дмитрий глубоко вдохнул, наклоняясь к ней.

— Я должен был бороться за тебя тогда, Маша, — сказал он. — Мы не должны были терять столько времени…

— Прошлое — ничто. Мы — всё, — ответила она.

Её рука скользнула к флакону на его шее, и он почувствовал, как под её пальцами пробудилась его собственная магия — древняя, спящая с момента, когда он впервые пострадал от её рук.

Он восхищался тем, что было для него и преступлением, и наказанием; пороком, и добродетелью в одном лице. Он ощущал её трещины — вспышки ярости и отчаяния, скрытые под внешним спокойствием. Его рука поднялась, и он медленно распустил её волосы, позволяя им мягко упасть ей на плечи со вздохом, пахнущим розами, ее губы медленно разомкнулись.

— Дмитрий Фёдоров, я уже отдала тебе своё бесполезное сердце. Теперь возьми всё остальное, что имеет значение. Возьми мою верность, мою правую руку. Возьми всё, что когда-то принадлежало моей матери, — яростно предложила она, — и отдай мне все, в чем ты когда-то поклялся Кощею. Отдай мне всех вас, возьми у меня все, и давайте посмотрим, кто тогда сможет выступить против нас.

Она была мягкой, нежной и неуловимой в его руках, но в то же время — могущественной и полной мелких хитростей, которым он едва мог дать названия. Дмитрий ощущал каждую её трещинку, каждое потрескивание ярости и отчаяния под ними.

— Я любил тебя с такого расстояния, что теперь странно держать тебя в своих руках, — прошептал он. — Как будто что-угодно могло бы отнять тебя у меня.

— Никогда больше, Дима, — её пальцы играли с пуговицами его рубашки, пока его руки не нашли молнию на её платье. — Я думала, что ты сделаешь меня слабой, Дима, но я ошибалась. Я — Мария Антонова, — её взгляд впился в его глаза, — и меня любит Дмитрий Фёдоров. Из-за этого я не могу быть слабой.

— А я — тот, кто обладает сердцем Марьи Антоновой, — согласился Дмитрий. го дыхание участилось, когда её ладони коснулись его груди. — И ничто не сможет меня остановить.

Поцелуй между ними был обещанием, клятвой. Ее губы были уверенными, но в то же время мягкими; он провел пальцами по изгибам ее позвоночника, обвивая руки вокруг острых краев ее плеч.

— У меня есть деньги, — прошептала она, когда его губы скользнули по её шее. — Сколько угодно.

— Я знаю мужчин, которые отвернутся от моего отца, — произнес Дмитрий, стягивая с нее платье, позволяя ему растечься у ее ног. — Знаю, кого мы можем использовать.

— Хорошо, — её голос сорвался на вздох, и они рухнули на кровать. — И, — добавила она, немного смутившись, её щёки порозовели, — я знаю, кого уже обратила против тебя.

Дмитрий отстранился, нахмурившись.

— Что?

Она пожала плечами.

— Я — Мария Антонова. Я — ужасающая. Некоторые вещи просто… случаются.

Он закатил глаза и развернул их так, что они оказались на спине.

— Сколько времени ты работала против меня? — спросил он в тот момент, когда её руки скользнули по его голому торсу, изучая каждый шрам.

— Слишком долго, — призналась она, целуя его так, словно это было доказательством её правды. Её поцелуй был смесью эйфории и горечи, сладостью катастрофы.

— Значит, ты поможешь мне со Львом? — спросил он, и она приостановилась, прикусив губу. Ее щеки пылали, раскрашенные ярким светом.

— Одно за раз, Дима, — сказала она. — Ты мне доверяешь?

Его пальцы сомкнулись вокруг её запястий, и он замер, задумавшись. Двенадцать лет он засыпал, цепляясь за воспоминания о её лице, прокручивая в голове ленты образов о том, кем она была. И теперь, глядя на неё вблизи, он осознавал, как сильно ошибался. Он помнил её правильно — цвет глаз, изгиб губ, каждую деталь — но упустил главное: ощущение близости. Детали были точными, но его воспоминания о ней были мягкими, наполненными тоской. Но теперь, когда он держал её в своих руках, он вспомнил правду: Марья Антонова была сокрушительной, как удар молнии, и неуловимой, чтобы ее можно было удержать. Она была завораживающей, как страх, неотвратимой, как голод. И он любил её тогда — и любит её сейчас — за всё трепетное и яростное, что она в себе носит.

Он перевернул её на спину, скользнув вниз по кровати, чтобы устроиться между её бёдер.

— Доверяю ли я тебе, Маша? — повторил он, горько усмехнувшись. — Больше, чем следовало бы.

Его руки вцепились в её бёдра, и она вздохнула, а её пальцы вцепились в пряди его волос.

— Хорошо, — прошептала она, закрывая глаза.

V. 9

(Проблема Кощея)

Призрак Саши Антоновой мерещился Роману по всему Манхэттену.

После того как