Анчутка - Алексей Малых

бегом, только пятки сверкают. Подле поленницы сидит, щепки перебирает, от кручинушки губы скривила, сквасилась, но не плачет. А что? Сама ведь пришла, чего уж реветь. Недолго так сидела — с чёрного хода в калитку кто-то ломиться начал, да и ломится как-то не смело, а потом и вовсе стих.

Верно когда Сорока родилась ей любопытство раньше страха было дано — подошла к калитке, и так в щель смотрит единым глазом. Темно там, не видно ничего. Поближе льнёт, да как отпрянет— с той стороны на неё смотрит кто.

— Эй, — оттуда тихо так в щель шепчет.

— Кто ты? Чего надо? — Сорока к щелке вернулась.

— Извор я, пусти во двор…

— А, это ты?! А что ж с главных ворот не идёшь? — выпрямилась, руки узлом на груди сплела, громко сказала не таясь.

— Сорока?! — и тот узнал. — Откуда здесь? Мы коней своих вусмерть загнали, ищем тебя всюду.

— А где мне ещё быть?! Храбр где? — в щёлку опять смотрит.

— Храбр на последок в землянке ведуна хотел посмотреть, а я раньше пошёл. А возле детинца уже хотел спешиться, да в коровий помёт спрыгнул — не под стать мне в таком виде пред воями появляться. Пусти, говорю…

Калитка скрипнула.

— Возле детинца, говоришь? Спешиться хотел? — с усмешкой та, сама вся чумазая, вопрошает выглядывая из-за калитки, а её русая коса вся насквозь мокрая да не весть в чём перемазанная, даже чешуя виднелась, на бок с плеча скользнула.

Стоит и Извор, не шелохнётся. Всё кажется ему, что было это с ним когда-то.

Сорока прыснула того увидев, нос двумя пальцами сжала. Извор вида не подал— недосуг ему с сенной спор затевать. Только её презрительно так измерил, ноздрами зашевелил, к ней притянулся, а от той тиной несёт, да рыбой:

— Как есть — кикимора, — головой крутанул пару раз — наваждение и рассеялось, да, хоронясь от дружинников, во двор ступил.

* * *

А на утро не было яблочка. И под соломенной подстилкой не было, и возле тюков. Искала Сорока, не нашла.

На подворье как и обычно суетился люд. Не было охоты Сороке нос выказывать из своего жилища — хоть всю жизнь тут просиди, никого не видя. Крадучая поступь заставила и Сороку схорониться, подобно незваному пришлому. Думает, Храбр идёт прощения просить али отчитывать. Брыкнулась, вроде как и спит, даже похрапывает и слюну пустила. Сама думает, а если не Храбр, то тиун — сейчас меня, наверное, пороть поведёт или того хуже хлев заставит чистить.

А тот так тихонько прошелестел ногами, рядом с Сорокой что-то положил и драпать. Сорока еле смех держит, верно Храбр опять яблочко принёс, одним глазом посмотреть хотела, а это Федька. Он свёрточек какой-то положил, а вроде что забыл и вернулся, а тут Сорока нежданно проснулась. Она на него с кулаками драться, что опять за той подсматривает. Тот лицо вытянул, зеньками хлопает и давай оправдываться-виниться перед ней, что сон драгоценный не желал нарушил. Сорока того слушает, да свёрток осматривает.

— Храбра видел? — она его испрашивает, пока переодевалась, а Федька ту снаружи стережёт, двери собой подпёр, яблоко в руках крутит.

— Не вернулся он ещё, верно на заставе заночевал или ищет тебя до сих пор.

— А наместник что, лютует?

— Угомонился уже. Мирослав Ольгович сказал, что охоту на его именины затеяли, ишо тебя сам попросил Лютого подготовить, ну Олег Любомирович и поутих — сам, говорит, давно думал, говорит, не гоже коня такого без дела держать. С утра уже сам с ним возится — может и упиваться перестанет.

— А сын его шо? — последним словом того передразнивая, щитки толкнула, что Федька отлетел от них да пару шагов пробежал, согнувшись в три погибели, чуть не растянулся.

— Шо, шо?! Наместник ему указ дал, все грамоты перечесть, концы с концами сверить — князю нужно обозы собрать, — вспыхнул ревностью и негодованим, — как могла ты вообще помыслить сотворить с ним такое?! Он тебе доверился, а ты такое учудила! Он, добрейшей души человек, как узнал, что ты с Лютым погонять хочешь, так сразу и указал мне его седлать, — осёкся, понимая, что проговорился.

От Сороки задом пятится, а она наступает, ледышками зыркает, руки в боки вставила — припомнила она соломенный прутик… — а тот ей яблочко в самое лицо пихнул.

— Ну, сказывай дальше, коли начал, — яблочко приняла да злобно как-то.

— Всё уже сказал, — несмело на ту смотрит, голову в плечи втянул. — Тебя ждёт, чтоб должок отрабатывать — ты ему зарок дала. Забыла?

У Сороки ум за разум зашёл: "Так это он всё заранее затеял! А потом ещё буковки соломинкой поправлял!!! Верно вместе с Федькой возле конюшни и прятался!!!"

Идёт по двору, челядинки в стороны от той разбегаются. У Сороки щёки от гнева горят, ноздри раздуваются. Не по нраву ей, что Мирослав так крутит, не поймёт с каким умыслом только. Стоит под окном поглядывает, как тот с умным видом свиток развернул, двумя руками держит, со вниманием читает, аж морщина на лбу легла — думу думает. Весь такой статный… Сорока головой покрутила, яблоком в того хотела запустить — передумала, к крыльцу пошла.

А Мирослав ту уже давно поджидал. Только сейчас заметил, что свиток вверх тормашками держит, перевернул торопливо и дальше читает. Развернул его пошире, плечи расправил, голову задрал, прям как глашатай на зрелище при зачитывание княжьего указа, воздухом со двора рубаху колеблет. Оторвал свой ясный взор от деяний и на вход из сеней так зыркнул, словно наместник грозный. Смотрит пронзительным взглядом.

Нет! Ежели так посмотрит на неё, она сразу, голову повесит, за вчерашнее винясь. Нет, не то. Ногу ещё нужно на край лавки поставить, а одну руку в бок упереть. Но тогда свиток читать не удобно. Нужно берестяную книгу — её держать сподручнее. Быстро сменил позу, суматошно пройдясь к столу и назад вернулся. Опять весь во внимании. Нет, опять не то. Слишком высперно.

Локоть с книгой на колено поставил, сызнова за чтение принялся. И так не то — так она его ещё со двора приметит. Так был делом занят, что шагов на лестнице не слышит.

Лучше ждать её на лавке возле входа — заглянет, увидит, что нет никого и опять будет рассматривать книги…

С лавки свитки сгрёб в охапку, а один выпал. Мир за ним потянулся, да другие выронил. Пока собирал, понял что за ним кто-то наблюдает — Сорока давно пришла, пока он тут порядок наводил. Смотрит в глаза её голубые,