Ее бешеные звери - Э. П. Бали

меня внимания. И тут я замечаю, что у всех, кроме него, на лодыжках надеты обсидиановые кандалы. Я перевожу взгляд на Дикаря, и он подмигивает мне, хотя и не улыбается.

Сглотнув, я смотрю налево.

Титус сидит за одним из кошачьих столиков, и у него на коленях новая девчонка. Тот факт, что он открыто выставляет ее напоказ перед Минни, только заставляет меня ненавидеть его еще больше.

Минни обходит стол и садится напротив меня, чтобы ей не приходилось смотреть на Титуса и его дружков.

И тут происходит нечто такое, от чего каждая клеточка моего тела замирает.

Кто-то за столом гиен издает хрюкающий звук. Остальные подхватывают, и хор поросячьего визга заполняет заднюю часть зала.

Они тыкают пальцами в мою лучшую подругу, мерзко гогоча сквозь хрюканье.

Минни напрягается и быстро моргает, словно пытается взять себя в руки. Герти прижимается к ее уху, кудахча, чтобы помочь выровнять дыхание.

Сабрина, Стейси и Ракель тоже останавливаются перед нашим столиком.

Моя кровь кипит, огонь обжигает артерии, моя анима требует мести когтями.

Я с такой силой опускаю свой бамбуковый поднос на стол, что он трескается.

Я сканирую дальнюю часть зала в поисках виновных, и мой орлиный взор сужается, когда я их нахожу: сальные, мерзкие самцы, у всех одинаковые вьющиеся черные татуировки на бровях. Я помечаю свою добычу и иду дальше по залу, моя сила пульсирует вокруг меня жаром, льдом и электричеством. Моя анима умоляет меня трансформироваться и спикировать вниз, чтобы свернуть им шеи и выклевать глаза, но я пока держу ее на поводке.

Я чувствую, что Сабрина и Ракель стоят у меня за спиной, прикрывая меня с флангов, словно стражники. Гиены видят, что мы приближаемся, и смеются еще громче, сгибаясь пополам и продолжая хрюкать.

Мы останавливаемся перед их столиком.

Когда я указываю на них, мой палец тверд. Их сковывает мощная сила моего едва сдерживаемого телекинеза. Они застывают на своих местах, ощущая давление моей силы, и им ничего не остается, кроме как молчать и смотреть на меня выпученными глазами.

И когда я заговариваю, мой голос напоминает глубокое, злобное рычание, которое я едва узнаю.

— Если вы хотя бы пискните в сторону моей подруги, я вырву ваши ебанные глотки и сожру их.

Они в ужасе смотрят на меня, и зал наконец погружается в тишину.

— Вы. Меня. Понимаете? — я сжимаю все восемь глоток для пущей убедительности.

Они хрипят и отчаянно кивают.

Будем надеяться, что они спишут сдавливание глоток на целительскую силу орла.

— Отлично, — рычу я, отпуская их.

Они кучей оседают на своих местах.

Я разворачиваюсь на каблуках и иду обратно к нашему столику, Ракель и Сабрина останавливаются, чтобы смерить их взглядом, прежде чем топать за мной.

Минни остается неподвижной на своем месте, и Стейси успокаивающе обнимает ее.

Затем в наступившей тишине раздается обомлевший голос Дикаря:

— Она — Богиня моего черного сердца, моя Регина. Разве она не совершенство?

Я тяжело дышу после охватившей меня ярости, но мой взгляд переключается на Дикаря. Он подзывает меня, прежде чем заправить салфетку за ворот черной футболки и положить руки с ножом и вилкой на стол, как будто готов приступить к еде.

— Иди сюда и дай мне съесть твою киску на десерт, Регина!

— Позже, — грубо говорю я.

Но это, кажется, успокаивает мою аниму, и она начинает мяукать, призывая нашего волка.

— Я люблю ее с каждым днем все больше и больше, — вздыхает он.

Мы садимся за наш столик, и Сабрина со Стейси изо всех сил пытаются не рассмеяться.

— Сегодня вечером, — бормочу я нашему столику. — Мы сделаем это сегодня вечером, вашу мать.

Глава 46

Аурелия

Во время группового консультирования этим утром Дикарь удивляет меня, обнимая и усаживая задницей к себе на колени.

Он нежно целует меня в губы.

— Регина, — бормочет мой волк и улыбается, продолжая прижимать меня к своей груди.

Я осторожно перемещаю руки Дикаря так, чтобы они не слишком давили на болезненные раны, все еще покрывающие мой живот. Мне также приходится игнорировать хихиканье Сабрины и Коннора, потому что я нахожусь рядом с Косой, который обращает на меня свой ледяной взгляд. Я подавляю желание задрожать всем телом под прицелом этих убийственных, хищных глаз — как будто то, что я сказала ему вчера, почти прижавшись к нему лицом, все еще свежо в его памяти. В моей памяти это тоже чертовски свежо.

— Дикарь, — ругается Тереза, заставляя меня оторвать взгляд от Косы. — Мы в классе. В свободное время ты можешь делать все, что захочешь, но сейчас нам нужно сидеть на своих местах.

Я киваю и пытаюсь встать, но руки Дикаря сжимаются вокруг меня, и из его груди вырывается низкое рычание.

Тереза вздыхает.

Но что-то заставляет меня вернуться к Дикарю, и я нежно провожу пальцем по его щеке, а затем наклоняюсь и шепчу ему на ухо:

— Границы. — И мысленно добавляю: — Я обещаю, что сегодня вечером мы сможем обниматься столько, сколько ты захочешь.

Его руки неохотно разжимаются, и я соскальзываю с его колен обратно на свое место. Он все еще зол из-за случая со змеями и готов наброситься на любого, кто посмотрит на меня хотя бы искоса. Поэтому я придвигаю свой стул поближе к нему и крепко сжимаю его руку в своей, чувствуя, как он сжимает мою в ответ.

Дикарь — мой угрюмый, рычащий, чрезмерно опекающий телохранитель на весь день, пока не заканчиваются занятия и я не говорю ему, что мне нужно заняться своими делами. Ксандер хватает моего волка за загривок и тащит его в общежитие, требуя, чтобы они пошли в спортзал. Коса следует за ними своей обычной невозмутимой походкой.

— Они такие очаровательные. — улыбается мне Минни.

— Они кровожадные психи, — бормочу я, но на самом деле нам с моей анимой нравится, что Дикарь открыто заявляет на меня права.

Минни, Юджин и я идем забирать Генри из ветеринарной клиники. Нимпин не спит и сидит в большом аквариуме с бабочками для развлечения и другими насекомыми, которых может съесть, но как только он замечает нас с Юджином, то прилипает к стеклу и раздраженно пищит.

— Прости, Ген, — шмыгаю я носом, поднося руку к аквариуму. — Но ты жив, и это главное.

Медсестра открывает резервуар, и мой любимый голубой пушистик вылетает оттуда, бросается мне в лицо, облизывает и чирикает так, словно я бросила его в пустыне на долгие месяцы.

Медсестра вкратце рассказала мне, что произошло. Змеи использовали небольшую дозу анестетика,