Рыцарь Спиркреста - Аврора Рид

закусывает губу, подавляя стон удовлетворения. Затем он поднимает глаза. Наши глаза встречаются, и на его лице появляется невыразимое выражение. Наслаждение, желание и что-то ужасное и прекрасное, слишком близкое к любви.

Я пытаюсь отвернуться, но он рычит: — Нет.

Он так глубоко вошел в меня, что я едва могу дышать, и в этот же момент он притягивает меня ближе к себе, заключая в объятия. Он целует мои щеки, челюсть, губы.

— Посмотри на меня, Софи.

Я смотрю на него. Мое лицо горит, мой разум затуманен удовольствием. Далекая сирена, кажется, звенит, предупреждая меня об опасности, в которой я нахожусь. Опасность поддаться Эвану, поверить выражению его лица, полностью впустить его в себя.

Когда я встречаюсь с ним взглядом, его глаза становятся ярко-голубыми. Я нервно облизываю губы.

— Скажи мое имя.

Я тяжело сглатываю. — Эван.

Он застывает во мне. Он двигает бедрами, трахая меня длинными, медленными движениями.

— Черт, — бормочет он. — Скажи это еще раз.

— Эван.

Это почти облегчение — произносить его имя. Эван — мальчик, которого я любила, мальчик, которого я ненавидела. Эван, единственный человек, который когда-либо вызывал у меня подобные чувства. Эван, неоспоримый, неотразимый, неизбежный. Я обхватываю его за плечи, запутываю пальцы в его волосах. — Эван.

— Боже, черт возьми. — Его толчки становятся все более неистовыми, менее контролируемыми. — Черт, Софи, я…

Я закрываю его рот поцелуем, касаясь его языка своим. Я выгибаюсь навстречу ему, принимая его всего. Я окутана его жаром, его запахом, мои чувства заполнены им, переполнены им. Он заполняет каждую пустую часть меня, пока я не становлюсь переполненной.

Эмоции захлестывают меня с головой — непонятно почему, глаза горят от внезапных слез.

Уткнувшись головой в шею Эвана, я притягиваю его ближе к себе. Я шепчу его имя еще раз, но мой голос приглушен его кожей. Его руки сжимаются вокруг меня, а бедра подрагивают. Он кончает с прерывистым криком. На мгновение его толчки становятся бешеными, отчаянными.

Затем они замедляются, и он замирает.

Мы прижимаемся друг к другу в серебристом свете, в воздухе разносится шум наших штанов. Мы прижимаемся друг к другу так крепко, что кажется, что наши пульсы бьются как один. Мы долго лежим так, ничего не говоря.

Позже Эван встает и вытирает меня полотенцем, смоченным в теплой воде. Затем он снова ложится на кровать, притягивает меня к себе и просто обнимает. Его дыхание треплет пряди волос у моего виска, щекоча меня. Сон омрачает края моего сознания, тянет к себе.

Сквозь оцепенение до меня доносится шепот вопроса. — Ты все еще ненавидишь меня?

— Мм. Конечно. Я ненавижу в тебе все.

— Все? Даже мою внешность?

— Особенно твою внешность. — Я подавляю зевок. — Я ненавижу твои глупые голубые глаза, твою глупую улыбку. Я ненавижу, какой ты американец, я ненавижу то, как ты говоришь, как ты смеешься над всем. Я ненавижу твою уверенность, твое упрямство, твою энергию золотого мальчика. Я ненавижу все, что ты делаешь.

Он издал низкий смешок. — Даже то, что я делаю с тобой?

— Особенно то, что ты делаешь со мной.

— Значит ли это, что я должен остановиться?

— Нет. — Я теснее прижимаюсь к нему. Нам скоро придется покинуть лазарет, но я не хочу, чтобы этот момент заканчивался. — Ты должен продолжать. Иначе как я смогу продолжать ненавидеть их?

Паралич

Софи

На следующее утро приходит письмо о принятии меня в Гарвард. Я едва оправилась от всего, что произошло на вечеринке и после нее, я еще даже не обсудила ничего из этого с девушками. И тут приходит письмо. Оно наполняет меня такой тошнотворной смесью восторга и тревоги, что я не ем до конца дня.

Вечером Одри, Араминта и я собираемся в комнате Араминты для столь необходимого обсуждения.

Каждая плоская поверхность заставлена флаконами с духами, масками для лица, средствами по уходу за кожей и коробками с косметикой. Кровать завалена одеждой и книгами, поэтому мы расположились на кремовом ковровом покрытии, разделив впечатляющую коллекцию декоративных подушек Араминты.

— Так, — говорит Араминта, хлопая в ладоши. Она одета в крошечную шелковую пижаму и выглядит сияющей. — Я знаю, что мы все хотим обсудить то, что произошло на вечеринке, но… — Она достает из-за спины конверт. — Посмотри, что я получила сегодня!

Одри закрывает рот руками. — Нет!

— Да! — Араминта протягивает ей письмо. — Я изучаю неврологию в Гарварде, детка!

Одри испускает радостный крик. Я подползаю к Араминте и обнимаю ее. Одри присоединяется, обхватывая нас.

— Ты сделала это! Ты действительно это сделала! — визжит Одри.

— Я сделала это! — Араминта издала приглушенное хихиканье. — Я, черт возьми, сделала это!

Они наконец-то отпустили нас, и мы все стояли в стороне, глядя на Араминту и ухмыляясь, как идиоты. Одри берет письмо и смотрит на него, медленно качая головой. — Черт. Это действительно начинает казаться реальным, не так ли?

— Да. — Араминта садится обратно на кровать. — Спиркрест почти закончился. Теперь это действительно становится реальностью.

— Все будет совсем по-другому, — тихо говорит Одри.

— Мы по-прежнему будем видеться все время, — успокаиваю я ее, надеясь, что это правда.

Одри кивает. — Я надеюсь на это.

— Ну, надеюсь, я буду часто видеть Софи, — говорит Араминта, глядя на меня расширенными глазами. — Может быть, на следующей неделе ты получишь известие из Гарварда, когда они будут рассылать письма о зачислении?

Я прикусываю губу, пытаясь подавить улыбку. — Я тоже получила письмо сегодня.

У Араминты открылся рот.

— Что? — говорит Одри, садясь. — Получила? И?

— И мы с Араминтой, наверное, будем часто видеться, да.

— Убирайся на хрен отсюда! — кричит Араминта и бросается на меня. — Тебя приняли?

Я едва успеваю кивнуть, как наступает моя очередь быть затянутой в многослойные объятия девушек.

— Оу, — шепчет Одри мне в волосы. — Я так вам завидую! Я тоже хочу в Гарвард, черт возьми.

После того, как новость о том, что нас приняли, улеглась, наш разговор вернулся к вечеринке. Оказывается, ссора Эвана с Лукой — лишь одна из нескольких, которые произошли. Похоже, многое произошло после моего ухода. Судя по звукам, люди либо дрались, либо перепихивались, либо и то, и другое.

— Что из этого ты делала, Минти? — спросила я, подняв на нее бровь.

— Перепихивалась, конечно. С префектом, не меньше!

— Префектом? — спрашиваю я. — Проверь себя! С кем?

— Перси Бэйнбридж.

— Перси Бэйнбридж? — говорит Одри. — Он не твой обычный типаж.

— Нет, но… — Араминта ухмыляется. — Я кончила… — Она делает паузу, а затем поднимает два пальца. — Дважды!

— Ну, по крайней мере, одна из нас получила немного действия, — говорит Одри, надувшись.

Прежде