Любовник из провинции. Наваждение - Ксения Васильева

твое: и носок, и роток, и глазыньки!..

Анатолию очень хотелось треснуть тяжелым предметом ее по голове,- еле сдерживался.

И однажды понял, что больше ни дня не сможет провести здесь,кого-нибудь грохнет и присядет лет на десять-пятнадцать.

Он поспешил с кооперативом. Дал взятку. Деньги понадобились немалые, но у него они были. Мебель он из загранки привез, все хозяйственные причиндалы - тоже.

Этим ничего не оставит. Пусть их Митька обеспечивает.

И съехал.

Вот таково было состояние дел в семье у Риточки.

Она звонила Мите не для того, чтобы он пришел сюда и остался насовсем. Она знала, что это невозможно. Да и что бы он дал ей, останься у нее в семье? Шиш с маком! - Вот что бы он дал. И еще его семейка бы Рите понаддала! Она хотела переспать с ним, чтобы он остался ее любовником и Анечка узнала бы, кто ее папа.

Поэтому спаивала Рита Митю. И вообще, у нее опять начались нервные срывы: мужчин не было. Не то, чтоб за ней уж никто не ухлестывал, нет! Начинали, но увидев ее психованность, нерв

ность, да еще подергивания... - сбегали, потому что в основном

это мужики были простые и таких женщин пугались.

Анечку Раиса утащили спать, заставив поцеловать "папу" или "дядю", но та ни того, ни другого целовать не хотела и смотрела на Митю каким-то взросло злым взглядом, - будто что-то понимала и этого папу-дядю уже ненавидела.

Этот взгляд дочери отрезвил Митю. И когда Раиса, притворно потягиваясь, заявила, что надо хотя б проведать забойщиков,

ушла, Митя поднялся и тоже притворно нехотя сказал: Ритуля, я

побежал, мне все же не в двенадцать ночи домой появляться! Бегу.

Буду скоро, но не очень. Надо слетать к маме, она ждет. После приезда - заскочу, теперь адрес знаю.

Его еще мучала мысль об Анатолии, но он не спрашивал. И о звонке Вере, - но время было уже не для звонка на работу... Молодец он, что дал ей ключ, но ведь она такая! - Не войдет без

него... Хорошо бы вошла. Он открывает дверь, а там - Вера, любимая Вера!

Но Риточка безапелляционно заявила: сначала мы трахнемся, а потом беги, куда хочешь, - к тестю, теще, хоть к е.... матери!

И стала быстро раздеваться. Митя почувствовал себя полным идиотом, когда она, бросив на тахту простыню, разлеглась голая,

совершенно бесстыдно.

Она и впрямь пополнела и это ей шло, и фигурка у нее была не из плохих, - все это Митя отметил, но! Трахаться? Он же любит Веру?!

И он одетый сидел и тупо смотрел на Риточку, а та уже в томлении извивалась как кошка, которой немедленно нужен кот.

Митя цинично и спокойно подумал, что проще трахнуть ее и освободиться, чем начинать разговоры-переговоры, которые закончатся истерикой.

Он вздохнул и стал раздеваться. По мере того, как он снимал части одежды, он ощутил сначала некоторое, потом более сильное... а когда остался безо всего, - возбуждение, - чисто от женского молодого тела, к которому уже хотелось прикоснуться.

Митя свершил действие вполне хорошо, не наспех, - Риточка с ее страстями раскачала его, - и они кончили в полной гармонии.

И тут он испугался: что за дурак! Неужели нельзя было предохраниться! Забыл! Трахальщик чертов! А если она родит еще?

Риточка будто прочла его мысли, усмехнулась, щелкнула его смешливо по чувствительному месту и сказала: не бойся, я вставила пружинку. Думаешь мне охота рожать безотцовщину?

И все-таки! - Зарыдала.

Ему пришлось утешать ее. Но чем он мог утешить? Надеждами? Не мог и не хотел.

Оставалось единственное средство, которое он и применил снова. Риточка кажется немного

успокоилась, хотя сказала, - останься. Все равно уже двенадцатый... Чего-нибудь наврешь, в вытрезвиловке побывал, или еще что... Он, может быть, уже бы и остался... Но мысль о Вере, которая одиноко бродит в чужой квартире, травила как ядом.

- Нет, Ритуля, мне нужно идти. В другой раз - останусь, даю слово.

Он оделся, а Рита так и осталась лежать - голая, расслабленная, не утерявшая желания. Он на нее старался не смотреть. Уже собрался уходить, чмокнув ее куда-то в нежное местечко, и вдруг вспомнил, что не отдал деньги. Вытащил из кармана и положил пачечку ей на грудь.

- Платишь? - Лениво поинтересовалась она, посмотрела на деньги: хорошо, хоть дорого ценишь.

Он не принял этой полушутки: я принес для вас, для Анны, сразу забыл отдать. Ты скажи маме, не утаивай... Пусть она знает, что девочку я не брошу.

Такси как назло не было и он метался по незнакомым улицам, костеря себя последними словами: поганый блядун! Увидел бабу и про все забыл! Мог бы уйти раньше и не трахаться! Пусть бы Ритка орала и визжала, - во всяком случае, - неповадно было б в следующий раз... Следующего раза не должно быть, подумал он резко и тут же понял, что врет даже себе: он еще и еще будет приезжать к ним из-за этой девочки, так разительно похожей на него, и пытаться сделать из нее нормального доброго ребенка, как Митенька...

Ведь Нэля - не сахар, он - тоже, а Митенька растет просто святым. Анечка пока дичок, волчонок. А откуда ей взять доброту и все остальное подобное? От тещи пьянчужки?.. А уж орут они друг на друга с Риткой только так! - дом трясется и, гляди, развалится! Ритка - бешеная.

Сейчас он не испытывал к ней ничего, кроме злости - все-таки купила его на слабину... Ну, почему он - такой? откуда это?..

Такси нашлось и он, плюхнувшись рядом с шофером, сказал: только побыстрому, начальник!

У своего дома он внимательно осмотрел окна - они были темны, ни проблеска света... Значит, Веры нет. Она уехала домой и ему предстоит еще одно объяснение. Но завтра. А сегодня он ни о чем думать не будет, бухнется в постель и спать.

Открыв дверь ключом, он зажег в холле свет. В квартире стояла тишина, но он так, - в один процент! - позвал: Вера!

Через секунду на кухне зажегся свет и она ответила: да.

Он кинулся на кухню, понимая, что хотел именно этого! Хотел, чтобы она была здесь! Что его мысли насчет "выспаться" - были лишь ширмой, которой он прикрывал желание увидеть ее здесь и, - главное! - рассказать ей все. Всю правду. Кроме, конечно, траханья с Риточкой.

Она сама догадается и он надеялся - простит.

- Вера, Вера... - шептал он, стоя перед ней на коленях, зарывшись в душистые складки юбки.

Вера съездила домой, сварила набыструю брату суп-кондей, как они называли густую похлебку с мясом и овощами, и поменяла одежку.

Пусть Митечка немножко поволнуется. Оказалось, волноваться было некому. Она несколько раз звонила из дома, - никто не брал трубку. Тогда она решила ехать: он же знает, что она придет!