Отголоски тишины - Энн Малком

не понимала. Но поняла сейчас. Гитара напоминала ему о ней. Вызывала воспоминания. Причиняла боль. А я умоляла его играть со мной, учить, подбирать аккорды, тем самым, заставляя его страдать.

Осознав это, я почувствовала физическую боль. Не могла представить, что моя самая любимая вещь на свете, являющаяся частью меня самой, может причинить такую боль.

— Зейн, — тихо позвала я, не в силах дольше оставаться наедине с этими мыслями.

Он резко вскинул голову, черты его лица смягчились. В глазах сверкнул небольшой проблеск света.

Я уже набросилась на него сегодня вечером. Он долго держал меня в своих объятиях, прежде чем отпустил, и я приступила к титанической задаче — рассказать ему о последних двух месяцах. Я была так рада его видеть, что почти забыла причину, по которой он ушел. Не признала его боли и должна была это исправить.

— Да, Лекс, — ответил он ласково, но с настороженным взглядом. Очевидно, почувствовал перемену в моем поведении и понял, что я знаю.

Я медленно шагнула вперед и остановилась перед ним. Запрокинула голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Могу я исполнить тебе песню? — тихо спросила я.

Зейн молча кивнул.

Улыбнувшись ему, я опустилась в кресло, в котором сидела раньше много раз.

Коснувшись струн, я начала петь единственную песню, которая, как я надеялась, скажет все, что не могла сказать я, — «Unclouded Day» Одры Мэй.

Зейн не двигался, пока я не доиграла последние ноты, и мой голос затих. Он долго смотрел на меня. Затем очень медленно и очень целенаправленно забрал гитару из моих рук и прислонил ее к креслу. После чего нежно притянул меня в свои объятия.

Я знала, что он молчаливо делал. Он говорил все, что я сказала в песне, то, что я не знала, как выразить словами.

Поцеловав меня в голову, он отпустил меня.

— Теперь ты никуда не уйдешь, да? — спросила я тихим голосом.

Зейн сжал челюсти.

— Нет, Лекс. Я с тобой и твоей мамой. И никуда не уйду, — пообещал он.

Я улыбнулась.

— Хорошо.

Последовала долгая пауза, и я стала размышлять о том, через что пришлось пройти Зейну. Об утрате, которую он пережил. Я знала, каково это — потерять человека, который был твоим миром. Я потеряла только часть своего. Огромную часть точно, и боль была настолько сильной, что я пришла к выводу, что буду чувствовать ее отголоски до конца своей жизни. Но у меня были мама, Киллиан и Зейн. Все эти люди помогали мне.

«Четыре года назад Зейн встречался с женщиной, которую он очень любил. Она была его человеком».

Его человеком. Его миром. Зейн потерял всё. Мне было больно за него. Я истекала за него кровью. Но кое-что еще, некая маленькая, уродливая часть меня чувствовала другое. Если Лори была его человеком, то кем была мама? Была ли она его человеком? Или всего лишь играла вторую роль.

Зейн, казалось, что-то почувствовал, потому что его большая ладонь приподняла мою голову.

— Лекс? — прогудел он низким голосом.

Я встретилась с ним взглядом.

— Как только я увидела тебя, как только увидела, как ты смотришь на мою маму, я поняла, — прошептала я. — Поняла, что ты ее человек.

От моих слов он вздрогнул.

— Это глупо, но я видела это. Сначала это была мечта, взятая из книг и песен, которая я хотела, чтобы стала реальностью для мамы.

Я глубоко вздохнула, выискивая в себе смелость сказать все остальное.

— Затем я встретила Килла и поняла, что твой человек, твоя родственная душа — не мечта. И я еще более уверилась, что у вас с мамой было то же самое. Сложнее, чем у нас с Киллом, но тоже самое, понимаешь? По крайней мере, суть была той же, — прошептала я, и Зейн пристально посмотрел на меня. — Ты предназначен для мамы. Ты — ее человек. Ее единственный, — уточнила я.

Наступило долгое молчание, мои слова повисли в воздухе, оседая там. Зейн, замерев, не отрывал взгляда от моих глаз.

— Господи, — пробормотал он. — Я знал, что ты многое понимала, малышка, но не осознавал, что ты понимала всё.

Он выдержал паузу.

— Ты права. Все сложно. И в то же время все просто. Когда-то я любил. Четыре года назад. Это было прекрасно, — в его голосе звучала мука. — А потом жизнь превратилась в кошмар. Не буду уточнять, но я погрузился во тьму. Потом встретил тебя и твою маму. И увидел свет.

Зейн обхватил мою щеку.

— С твоей мамой я обрел любовь, но и нечто большее. Ты права. Она — мой человек. Моя единственная. Предназначенная только мне. Мой человек, — повторил он, и смысл был ясен.

Несмотря на слезы в глазах от муки в его голосе, я усмехнулась и просияла.

— Хорошо, — прошептала я.

Глава 25

Месяц спустя

— Ты не рассказываешь о своем отце, — заметила я, сжимая руки Килла.

Я почувствовала, как его тело напряглось рядом со мной.

— О чем мне рассказывать? — ответил он ровным тоном.

Я повернула голову, чтобы взглянуть на его профиль.

— Каким он был, чем вы вместе занимались. Тебе позволительно скучать по нему, — тихо сказала я.

Мы были на нашем месте. День сегодня был прекрасный, и мы молча любовались безоблачным небом, впитывая тишину, настоящую тишину, которую я чувствовала только с Киллом.

— Лекс, он мертв. Ушел навсегда. Говорить об этом бессмысленно. Оставь это.

Я положила руку ему на грудь.

— Он не ушел навсегда. Могу поспорить, он где-то наблюдает за тобой. Гордится тобой, — прошептала я.

Его голубые глаза встретились с моим взглядом.

— «Где-то» не существует, Лекси, — резко возразил он. — Есть жизнь, а есть смерть. Ничто. Рая для мертвых не существует. Он существует для людей, которых оставили, чтобы они могли обманывать себя, считая, что люди, которых они любили, — нечто большее, чем корм для червей.

Я вздрогнула от его слов, от уверенности, стоящей за ними. Отдернув руку от его груди, я оттолкнулась от покрывала и встала на ноги. Отойдя от него к краю обрыва, устремила взгляд на океан. Я знала, что он не хотел причинить мне боль своими словами, но они пронзили мое сердце. Я цеплялась за эту веру в нечто большее. Мне приходилось. Я должна была