Влюбляясь в Бентли - Адриана Лав

пота, одна его нога просунута между моими под простынями. Его подбородок лежит на моем плече. Его пальцы неторопливо спускаются по моей руке, пока не достигают кисти; он поднимает ее и подносит ко рту, где нежно целует внутреннюю сторону запястья, а затем внутреннюю сторону ладони, потирая ее о щеку. Я потягиваюсь, склоняясь к его теплу, и та же рука, которую он целовал, пробирается к его затылку, пальцы ласково расчесывают его беспорядочные волосы. Улыбка расплывается по моему лицу при мысли о том, что это я привела его волосы в беспорядок. Ну, мы вдвоем, это было совместное занятие. А теперь я не могу перестать прикасаться к нему, и он, похоже, чувствует то же самое, покусывая внешнюю часть моего плеча.

— Твоя очередь, — говорю я ему.

— Ты уверена, что хочешь поговорить? Я могу придумать дюжину вещей, которые мы можем сделать гораздо лучше, чем рассказывать друг другу о нашем дерьмовом прошлом.

Я медленно качаю головой, хихикая, когда он пытается повернуть меня к себе, чтобы получить доступ к моей груди.

— Я рассказала свою историю. Теперь ты должен рассказать мне свою. Это будет справедливо.

Он прижимает меня к себе, прикладывает ухо к моей груди, достаточно близко к сердцу, чтобы слышать его биение. Я тяжело сглатываю, мой желудок вздрагивает, когда я продолжаю расчесывать пальцами его волосы. Он выдыхает долгий вздох, согревая мою кожу.

— В старших классах я пробовал кокаин, — признается он. — Ничего серьезного, просто иногда с друзьями по выходным. На первом курсе колледжа я приобрел репутацию крутого парня и решил, что каждому крутому парню нужен мотоцикл. И я купил его на деньги, которые отец положил на счет — так он покупал мою лояльность. Я был в восторге от власти. Я думал, что мне никто и ничто не нужно. Я был высокомерен. Настоящий болван.

От легкого хихиканья у меня затряслась грудь. Это не смешно. Ничего из этого не смешно.

— Что? — спрашивает Стерлинг, поднимая голову, чтобы посмотреть на меня.

— Ты все еще высокомерен, — сообщаю я ему, и он напрягается. Я чувствую, что он ничего не может с этим поделать. — Извини. Это было грубо. Пожалуйста, продолжай.

— Ой, — взвизгиваю я, когда он прикусывает кончик соска. Он снова опускает голову на мою грудь.

— Через две недели после покупки мотоцикла я уложил его на повороте. Мне чертовски повезло. Мой врач сказал, что я должен был умереть той ночью, и кто-то должен был присматривать за мной. В одну секунду я был звездным футболистом с полной стипендией, а в другую — лежал в постели, накачанный морфием от боли. Прощай стипендия. Мне сказали, что потребуются годы, чтобы вернуться к прежней физической форме. Когда мой врач заметил, что я злоупотребляю морфином, он перестал его выписывать. — Стерлинг берет мою руку и протягивает ее к своему лицу. Он прижимает свою к моей, пальцы выпрямлены, и моя рука кажется маленькой рядом с его. Я все еще не могу поверить в то, что он играет на рояле. Как может человек, который может предложить так много, упускать из виду, насколько он особенный?

Стерлинг продолжает.

— Я сошел с ума, когда врачи отключили меня от морфия, и стал искать что-нибудь, что могло бы дать мне это ощущение. — Он снова поднимает голову и смотрит на меня из-под длинных ресниц. — Я не всегда был таким, Феникс. Я не проснулся однажды утром и не решил стать наркоманом. Я провел много времени, глядя в потолок и удивляясь, как я здесь оказался. Последние пару лет я посвятил героину. Мне становится все труднее не употреблять.

Я вздрагиваю. Он крепче прижимает меня к себе, притягивая ближе.

— Я знаю, это звучит ужасно, — его голос хриплый. — Поверь, знаю. Я отчаянно пытаюсь избавиться от этого. Наркотическая болезнь — это самое страшное.

— Наркотическая болезнь? — спросила я, заметив, что его руки покрылись мурашками.

Он слегка хихикает над моим любопытством.

— Да. Ломка, из-за которой больно ходить, говорить… черт, да вообще жить — это чертова мука.

Я беру его за подбородок, заставляя смотреть прямо на меня.

— Ты справился с ломкой, Стерлинг. Ты гораздо сильнее, чем думаешь. — Он качает головой.

— Нет. Я слабее, чем ты думаешь. Я собираюсь разочаровать тебя. Это то, что я делаю.

— Стерлинг, тебя когда-нибудь проверяли?

— Да. — Он гримасничает. — Но это было давно.

Мой желудок опускается. Он ругается и стонет.

— Мое дерьмо влияет на тебя.

Я беру его лицо в свои руки, заставляя посмотреть на меня. Стерлинг испытывает сильный стыд и ненависть к себе. Думаю, мы все испытываем, просто у него больше стыда и ненависти к себе, чем у большинства.

— Ш-ш-ш, мы использовали защиту, — успокаиваю я его, хотя все равно знаю, что риск есть. Риск есть всегда, когда ты с кем-то. — Мы всегда будем предохраняться, пока не будем уверены.

Он приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз. Одна из его рук поднимается, чтобы убрать волосы с моих глаз, заправляя их за ухо. Костяшками пальцев он проводит по моей щеке.

— Твоя кожа как фарфор. Идеальная. Я всегда боюсь, что могу разбить тебя. — Он прижимает свои губы к моим, шепча. — Я не хочу причинить тебе боль.

— Я не такая хрупкая, как ты думаешь. — Улыбаюсь ему. — Думаю, сегодня мы это доказали. — Он тихонько хихикает.

— Я влюбился в тебя, Феникс.

— Не говори мне этого… — рычу ему в грудь. Он кладет палец мне под подбородок, побуждая мой рот вернуться к его рту.

— Но я говорю… и говорил. — Я так хочу сказать ему это в ответ, хочу, чтобы он знал, что мое сердце как пух в его руках, но я не могу… слова застряли. Я не знаю, почему.

— Хватит серьезных разговоров, — смеется он. — Расскажи мне что-нибудь, чего я о тебе не знаю.

Любовь не подчиняется никаким правилам.

— Хм, кое-что обо мне… Я хочу путешествовать, — признаюсь я. — Я никогда не была нигде, кроме Колорадо-Спрингс. — На лице появляются ямочки.

— Это не совсем так.

— Ладно, я забыла, единственное место,