Достойный Розы - Валерия Аристова

так казалось. На него свалилось все одновременно — организация похорон старого графа, растерянная Роза, которая не хотела его отпускать, и умоляла остаться с ней, и Саманта, то и дело строившая ему глазки. Он метался между своим домом и домом Розы, и, в итоге, вынужден был просить лорда Роберта взять Розу и миссис Грансильвер на себя. Роберт только кивнул, кинув на него сочувствующий взгляд.

Секретарь графа Лаунгтон принес ему какие-то счета, из который Дэвиду стало ясно, что граф полностью разорен, и если он не женится на Розе в ближайшие же месяцы, все имущество его, заложенное и перезаложенное много раз, просто уйдет с молотка.

Ко всем бедствиям, в доме стали собираться родственники графа. Дэвид плохо знал их в лицо и по именам, и со многими никогда не был знаком, поэтому путался и терялся. Родственники смотрели на него с подозрением, и он понимал, что скандал неминуем. Наследник графа, его кузен лорд Томас, был достаточно стар и обладал не менее склочным характером, чем сам граф. Дэвид с ужасом представлял себе, что будет, когда похороны закончатся и придет время вскрывать завещание, если таковое имеется. Он молился, чтобы завещание было, потому что не готов был к битве с кузеном.

Завещание действительно существовало. Нотариус явился через три дня после того, как тело старого графа было отнесено в фамильный склеп, а родственники, никуда не разъехавшиеся, расселись за длинным столом в столовой, чтобы выслушать последнюю волю графа Лаунгтон. Саманта села рядом с Дэвидом, и улыбалась ему так, будто они пришли не читать завещание, а как минимум объявить о помолвке. Роза тоже пришла. Бледная и уставшая, она стояла в стороне, не желая садиться за стол, и натянуто улыбнулась Дэвиду, когда он посмотрел на нее.

— Она бросит тебя, — прошептала Саманата, склонившись к нему, — а я — нет.

Дэвид дернул плечом, снова посмотрел на Розу. За спиной ее маячил силуэт Кейра Моргана. Сердце кольнула ревность. Ну конечно, он сам бросил ее в самое трудное время, когда она нуждалась в нем. Кейр же естественным образом воспользоваться ее беспомощностью, разыгрывая доброго и сострадающего друга. Роза, конечно, за каждым словом бежала к нему. Дэвид сжал губы. Ну ничего, сейчас он расквитается с наследством и кузенами, и все время и силы посвятит Розе, чтобы уже никогда больше не расставаться с ней! Он был в шаге от мечты. И ничто никогда не собьет его с этого пути. Морган отправится восвояси, забыв дорогу к дому Грансильверов, а он сам увезет Розу в путешествие. Они побывают в Париже, в Мадриде... они будут слушать оперу в Гран Опера, и смотреть танцы горцев в Пиренеях... Он еще раз обернулся и смотрел на Розу не отрываясь. От одного взгляда на нее ему становилось спокойнее и легче на душе.

— Дамы и господа...

Дэвид вернулся в реальность. Нотариус вскрыл завещание, и долго читал, что и кому из слуг завещал его приемный отец. Дом для дворецкого, дом для Саманты, деньги для экономки... все эти перечисления утомили его, он ждал, когда все закончится и отчаянно скучал. Скучал ровно до того момента, как нотариус предложил зачитать письмо графа. Он взял исписанный лист бумаги, и все замерли, заинтересованные и заинтригованные.

“Дорогие мои родственники, — писал граф, — сейчас, из могилы, я хочу признаться вам в страшном грехе, породившем еще более страшный грех. Я дейтсвительно убил Люси Лаунгтон, мою жену, которая была беременна. Я и правда ее убил. Она умерла у меня на руках, и дитя, которое пытались спасти женщины, тоже родилось мертвым. Человек, выдающий себя за моего сына, Дэвид Корвел, не является таковым. Моим наследником остается мой кузен, лорд Томас Саул, в чем я удостоверяю всех, ставя свою подпись и печать. Признание это делаю не ради лорда Томаса или из любви к его потомству, но по просьбе моей дочери мисс Саманты, желающей быть уверенной, что господин Корвел не является ей единокровным братом”.

Дэвид смертельно побледнел и обернулся к Розе. Та стояла не менее бледная, губы ее что-то прошептали, но он еще не понимал размеров катастрофы. Не понимал до того момента, когда все вдруг повскакивали со своих мест, начали кричать, смеяться, обвинять его. Он посмотрел на Саманту, сидевшую с довольным видом.

— Что же ты наделала, Саманта, — прошептал он, — мечтая плюнуть ей в лицо, но не плюнув только потому, что на него вдруг напала какая-то апатия, — ты же погубила всех нас...

— Наглец! Вор! Шантажист! Мошенник! — звучало повсюду, — повесить! На каторгу!

— Все кончено, — прошептал Кейр бледной, перепуганной Розе, и потянул ее за руку, — его уже не спасешь... Роза!

Она хотела было бежать к Дэвиду, но его окружила толпа людей в черных одеждах, махавших руками, шумевших и готовых растерзать его.

— Вы должны уйти, мисс Роза! — Кейр потянул ее за руку, — сейчас ему невозможно помочь!

— А возможно ли вообще? — спросила она, целпяясь за него, чтобы не упасть.

— Я попробую, — Кейр прижал ее к себе, — я клянусь вам сделать все, чтобы спасти его от петли!

Когда Дэвид обернулся вновь, Розы у стены не было. Его не интересовали люди, кричащие ему оскорбления. Но он вспомнил слова Саманты, которая стояла рядом с ним, защищая его своей грудью от разъяренной толпы.

“Она бросит тебя, а я — нет”...

К горлу подступила паника...

Что же ты наделала, Саманта...

Глава 19. В мире отчаяния

Розу закрутил водоворот из бесконечных серых дней, похожих друг на друга. Позже, пытаясь вспомнить это время, она не могла выделить в этих образах что-то одно.

Вот они с Кейром пробиваются к начальнику тюрьмы и за большие деньги уговаривают перевести Дэвида в какое-то более приличное место из камеры для преступников, ожидающих казни. Вот они в бесконечном поиске лучших юристов, кто мог бы облегчить участь несчастного. Роза потеряла сон и аппетит, и ее ужас перед тем, что уготовано ее Дэвиду, был так велик, что передался даже Кейру Моргану, который, по всеобщему мнению, должен был бы играть против него.

К чести Кейра, он сделал все, чтобы Дэвид остался жив. Именно он придумал жалостливую и романтичную схему защиты, где Дэвид выглядел не охотником за приданым и шантажистом, а романтичным влюбленным юношей. Именно Кейр нанял армию журналистов, которые всячески описывали великую любовь