И снова дождь... - Людмила и Наталья Корниловы

— Ну, я готов…  — Тимофей Михайлович появился на крыльце с ружьем за плечами и рюкзаком, который, судя по виду, был набит под завязку. — Осталось только лодку дождаться. Надеюсь, твой кавалер поторопится.

— Почему так сразу — кавалер…

— А кто же еще?.. — искренне удивился охотник. — Может, это сейчас как-то по-другому называется, но я же вижу, что промеж вас симпатия. Хотя вам сейчас не до того, потом разберетесь, когда время появится.

— Тимофей Михайлович, я хотела вас спросить…

— Понимаю, что тебя интересует…  — я увидела в руках мужчины туго набитый кожаный мешочек и шарик. — Вот, забрал из тайника.

В данный момент мешочек с самородным золотом интересовал меня меньше всего, а вот шарик у Тимофея Михайловича я забрала. Если Кром прав в своих предположениях, то именно этот светлый шарик с чуть заметным желтоватым отливом является чем-то вроде пропуска по болоту с теми непонятными тварями — именно с его помощью Никита сумел сбежать. Без сомнений, возможности шарика этим не ограничиваются — так, Кром считает, что этот шарик помогает продлевать жизнь, и у него имеются еще какие-то функции. Поскорее бы доставить этот шарик ученым, пусть разбираются, что там к чему…

Минут через пять до нас донесся звук работающего мотора — ну, наконец-то! Звук мотора приближался, затем он затих, а вскоре мы увидели Крома, который направлялся к нам. Мне осталось только закинуть за плечи свой рюкзак — и все, я готова, можно идти.

— Собрались?.. — спросил Кром, подходя к нам. — Все, уходим.

— Ох, растяпа, я ж дверь забыл закрыть…  — подосадовал Тимофей Михайлович. — Старею…

— Вы двое Кота к лодке ведите или несите — это уж как получится, а я сейчас с дверь закрою…  — на мой взгляд, мужчинам не стоило понапрасну отвлекаться, потому как закрыть дверь в домик — это дело пустяковое.

— Давай…  — кивнул Кром.

— Тогда вот еще что…  — охотник протянул мне мешочек с золотом. — Не в службу, а в дружбу — положи это добро в свой рюкзак, он у тебя почти пустой. В моем рюкзаке места уже нет, а в руках золото тащить тяжело.

— Хорошо…  — я взяла тяжелый мешочек и пошла с ним к дому: там, на крыльце, скину со спины рюкзак, положу в него мешочек с золотом, а потом примотаю веревку, привязанную к железной ручке на двери, к металлическому штырю, вбитому в косяк. На все про все у меня уйдет не больше минуты.

А Тимофей Михайлович, и верно, даже дверь в зимовье не закрыл. Видимо, и он вымотался до предела, как, впрочем, и все мы, иначе не допустил бы такой оплошности. Поднялась на крыльцо, скинула с плеч рюкзак, и только протянула руку к двери, как вдруг услышала звук, от которого страх едва ли не сковал меня — увы, по-иному это не назвать. Громкое шипение, в котором звучат грозные рыкающие ноты…  Не хочется вспоминать, кто именно издавал это отвратительное рычание, и с той поры я надеялась, что более никогда не услышу эти кошмарные звуки, как и не увижу ту, которая их издает. Вот беда…  Видимо, все то время, что мы находимся здесь, у зимовья, меня не просто так терзали смутные опасения, интуиция не ошиблась.

Медленно повернулась назад, краем глаза отметив про себя, что справа на кедрах закачались ветви — это промчались испуганные белки. Посмотрев на поляну, поняла, что этим милым пушистым зверькам было чего бояться — Ананке, чтоб ее! Любимая доченька Якова Иннокентьевича добралась-таки до нас! Стоит на поляне в нескольких шагах от моих спутников, смотрит на Крома и Тимофея Михайловича, которые перекинули через свои шеи руки Кота, намереваясь тащить его к лодке. Бедняга Кот, он все еще так не пришел в себя…

Судя по всему, папенька этой зубастой красотки понял, что, несмотря на все его старания, мы сумели уйти, чего нельзя было позволить ни в коем случае — и после этого он пустил в ход тяжелую артиллерию, то есть любимую дочурку. Остается только удивляться, как быстро эта особа сумела добраться до нас — впрочем, на четвереньках она бегает так быстро, что и волк обзавидуется. Не удивлюсь, если окажется, что девица, оскорбленная и обозленная до глубины души, мчалась за нами без остановки, или же позволяла себе совсем короткий отдых — недаром так тяжело дышит. То, что зубастая особа зла на нас до бесконечности — это видно невооруженным глазом, недаром рот открыла, демонстрируя во всей красе свои клыки, и, без сомнения, готова разорвать всех нас на кровавые ошметки. Проблема и в том, что мои спутники сейчас ровно ничего не могут сделать — обозленная красотка следит за каждым их движением, и тот, кто дернется, станет первой жертвой.

Прошло несколько немыслимо долгих мгновений, и Ананке вдруг сорвалась с места. Одним прыжком она оказалась возле Тимофея Михайловича, махнула своей когтистой лапой — и тот просто-таки отлетел в сторону, затем она повернулась к Крому, и ударила когтями его…  Не знаю, что могло произойти дальше, потому что в этот момент я не выдержала, и громко крикнула:

— Эй, ты!

Девица повернулась ко мне и, кажется, даже чуть удивилась, но в следующий миг довольно оскалилась — кажется, одна только мысль о том, что она может располосовать меня на ленточки, доставила ей огромное удовольствие. Впрочем, я не собиралась сдаваться без боя, и подняла руку, в которой находился блестящий шарик.

— Смотри, что у меня есть!

Такое впечатление, что при виде этого шарика девица враз позабыла обо всем на свете, и я увидела на ее лице нечто похожее на счастливую улыбку. Похоже, Кром был прав в своих предположениях — этот шарик, и верно, был крайне необходим как Якову Иннокентьевичу, так и его зубастой дочке, и, похоже, играл в ее жизни немалую роль. Во всяком случае, не отрывая взгляд от шарика и не обращая внимания на лежащих мужчин (да куда ж они денутся!), Ананке кинулась ко мне.

Все остальное заняло несколько мгновений: я отступила к самому краю крыльца, и когда девица уже была совсем близко, швырнула шарик в дом, благо дверь к этому времени была еще не закрыта. Не обращая на меня внимания (еще успеет посчитаться, сейчас не до того!) красотка кинулась за ним, и в этот миг я (не ожидая подобного