Перелетные птицы - Алла Кроун

Летняя сырость продержалась и все осенние месяцы 1941 года и незаметно превратилась в пронизывающие, влажные зимние ветра. День 8 декабря выдался особенно серым и безрадостным. Тяжелое марево опустилось на крыши, окутав весь город белесым саваном. Тщательно отфильтрованные обрывки новостей, преподносимые властями горожанам, гласили о победоносных успехах императорского японского военно-воздушного флота в Перл-Харборе (но где этот Перл-Харбор? что это вообще такое? — спрашивали себя люди) и о том, что Япония теперь находится в состоянии войны с Соединенными Штатами и Великобританией.

Утром по городу прокатился гул канонады — говорили, что это английская канонерская лодка обстреляла японский крейсер, стоявший на якоре в Хуанпу, и что гигантский крейсер благополучно отправил на дно своего назойливого обидчика. Однако обитатели французской концессии не придавали этому значения — в конце концов, японская оккупация Шанхая позволяла этому оазису оставаться под французской юрисдикцией, и последние события вряд ли отразятся на них.

Жаркие кухонные споры живших в Шанхае русских не утихали до самой ночи. Америка и Англия вступили в войну, но что это сулит русским беженцам? Некоторые думали, что война закончится быстро, японцев вытеснят с китайской земли и жизнь снова станет спокойной и сытой. Другие пророчили катастрофу мирового масштаба. Слухи и домыслы плодились, и никто ничего не знал наверняка. Представителей союзных наций, американцев и англичан, обязали носить специальные повязки, по которым их можно было легко узнать. Но если, японские власти хотели таким образом унизить их, добились они совершенно противоположного результата. Лишенные родины и гражданства русские на Авеню Жоффр смотрели на них с завистью, ибо те, хотя и были врагами японцев, занимали особое положение, поскольку имели паспорта. Никогда еще различие между «они» и «мы» не было таким явным.

В доме № 309 на Рю Кардинал Мерсье в квартире доктора Сергея Антоновича Ефимова важные новости вызвали сильнейшее беспокойство, потому что Надя первым делом подумала о Михаиле и его работе в американской фирме. Если его друга и покровителя Уэйна Моррисона интернируют, а фирму закроют, чем ему зарабатывать на жизнь? Родители его умерли, и Надя за это время успела привязаться к веселому молодому человеку, как к родному сыну.

На ее жизни последние политические коллизии никак не отразились. Надя продолжала переписываться с Верой, которой все-таки удалось переслать им мебель. Оставив несколько любимых предметов, большую часть Надя продала по дешевке, потому что их квартира и так была вся заставлена, как и апартаменты Марины. Среди прочего она оставила дубовый стол с откидной крышкой, за которым любила сочинять стихотворения. В Шанхае Надя уже обрела своих почитателей. Ее сочинения печатались в «Заре» и в литературном журнале «Мысль и искусство», к тому же они продолжали публиковаться и в харбинском «Рубеже». Надя стала уважаемым членом литературного кружка, который собирался каждую неделю. Она и дочери предлагала присоединиться к ним, но Марина приходила лишь изредка, и всегда ее сопровождал верный Миша. Наблюдая за этой парой, Надя с грустью думала о том, осознает ли Марина, как сильно любит ее Михаил.

А что до нее самой, то Надя продолжала скрывать свои чувства к человеку, чьи письма приходили на адрес Марины. Она читала и перечитывала их, закрывшись у себя в спальне. Почему-то она чувствовала, что нужно продолжать хранить эту тайну от Сергея даже сейчас, когда они живут в Шанхае, а Алексей где-то в Маньчжурской тайге. Быть может, ей просто была неприятна мысль о том, что придется, стоя лицом к лицу с братом, объяснять ему, что любовь ее ничуть не угасла и что она все еще лелеет мечту зажить своей жизнью. Пока в подобном разговоре не возникло крайней необходимости, Надя держала свои мысли при себе.