P.S. Я тебя ненавижу - Лорен Коннолли

На обручальное кольцо, мнение о котором Карлайл спрашивал у меня и Тулы.

На стол для пазлов, которым Адам хотел меня удивить на день рождения, но оказался слишком нетерпелив и проболтался. Через пару недель он с Картером приедет, чтобы привезти его лично.

На руку Дома. На ощущение его знакомых пальцев в моих. На то, как до сих пор помню каждое его прикосновение к самым интимным частям меня, хотя прошло уже почти год с тех пор, как мы были вместе.

Он — моё утешение. Лучше любого другого. Его большой палец медленно поглаживает мои костяшки. Его присутствие рядом кажется надёжным, когда этот самолёт кажется таким хрупким. Он тот, кто останется рядом, когда этот момент — неизбежно болезненный — настанет.

Не думай об этом. Пока нет.

Но единственное, что может отвлечь меня от мыслей о брате, — его лучший друг. Мужчина, в которого я влюбилась дважды.

Это была ошибка оба раза? Он снова меня ранит? Будет ли боль сильнее, чем та, что я испытываю сейчас, живя без него? Размышления о собственных ошибках царапают моё горло, мешая дышать, и я снова ищу спасения в воспоминаниях.

Как тяну руку в тёмной пещере, освещённой светлячками, и Дом переплетает свои пальцы с моими. Как восхищаюсь солнечным светом, пробивающимся сквозь заснеженное окно, и тем, как он ложится на его кожу. Как зарываюсь в объятия, сквозь мягкую ткань худи ощущая тепло его широкой груди.

У меня сжимается живот, и я понимаю, что мы идём на посадку. Самолёт направляется к белоснежной равнине, которая, вероятно, и есть ледник. Пилот всё это время говорил с нами по гарнитуре, но я не слышала ни слова.

Рука Дома крепче сжимает мою, и я отвечаю тем же, возобновляя дыхательные упражнения.

Последнее прощание. Не думай об этом.

Последнее, что осталось от Джоша. Не думай об этом.

Самолёт приземляется без проблем, а остальные пассажиры возбуждённо переговариваются.

Для них это весело. Конечно, весело. Это место потрясающе. Уникальный опыт, который выпадает раз в жизни.

А жизнь Джоша закончилась, так и не дав ему увидеть это.

На дрожащих ногах я выбираюсь из самолёта. Дом кладёт руку мне на локоть, будто чувствуя мою неустойчивость.

— Как ты? — спрашивает он. И я понимаю, что это первые слова, которые он сказал мне за весь день. Мы почти не разговаривали за эту поездку.

— Я…

Но слов не хватает. Мне страшно даже пытаться назвать то, что я чувствую. Есть тонкая оболочка онемения, удерживающая меня в целости. Её поверхность может треснуть в любой момент. Нужно двигаться осторожно, чтобы не развалиться.

Дом коротко кивает, будто понимает.

Может, так и есть.

— Пройдёмся, — говорит он. — У нас есть немного времени.

Но не вечность. Гид предупредил, что мы должны вернуться через двадцать минут.

Двадцать минут — и всё закончится.

Двадцать минут — и моего брата больше не будет.

Дом помогает мне закинуть рюкзак на плечи. Я даже не заметила, что всё ещё крепко его обнимаю. Держусь за Джоша, пока он ещё со мной. Последнее прощание. Это последнее прощание.

Воздух здесь холодный, сухой. Он обжигает мне ноздри, когда я вдыхаю, но не приносит облегчения. Мы отдаляемся от группы, и я не поднимаю глаз от своих ботинок. Должна бы. Должна разглядеть это место, оценить его красоту. Но часть меня боится, что как только я по-настоящему увижу его — последнее место, куда хотел попасть мой брат, — всё, что осталось от Джоша, исчезнет.

Дом останавливается, и я тоже. Он кладёт тяжёлые руки мне на плечи, разворачивая к себе.

— Посмотри на меня, Мэдди.

С огромным усилием я заставляю себя поднять голову хотя бы до уровня его носа. Больше я не могу. Он не требует.

— Ты хочешь прочитать письмо?

Я качаю головой. Я едва могу дышать, не то что читать.

— Ладно. — Он сжимает мои плечи. — Хочешь, чтобы я прочитал?

Да! Я хочу больше Джоша! Нет! Мы должны сохранить его навсегда! Да… нет… да… нет…

Этот внутренний спор продолжается, пока я не дёргаю головой — почти киваю. Этого достаточно, чтобы Дом сунул руку в карман куртки и достал конверт.

Звук разрываемой бумаги кажется оглушительным на фоне этой бескрайней тишины. Он прочищает горло. Я пытаюсь вдохнуть, но получается только тонкая, едва ощутимая струйка воздуха.

Дорогие Мэдди и Дом,

Это прощальное письмо.

Боль. Острая, рваная. Как ржавый зазубренный нож, разом пронзающий сердце и лёгкие.

Я думаю, что вы двое созданы друг для друга.

Дом сбивается, будто эти слова ошарашили его. Я, возможно, тоже была бы потрясена, если бы не паника, накрывшая меня с головой.

Он снова прочищает горло.

Не сдавайтесь.

Люблю вас обоих навсегда, Джош

Он замолкает.

Нет. Он не замолкает.

Он закончил.

Всё.

Моего брата больше нет.

Навсегда.

Исчез.

Я перестаю дышать.

— Мэдди! — Дом кричит, но его голос едва громче грохота крови в моих ушах.

Перед глазами вспыхивает ослепительная белизна, а потом всё тонет в чёрном.

—

Знакомое прикосновение ингалятора к моим губам, слегка сладковатый привкус лекарства, когда оно проходит через мой язык прямо в лёгкие. Это не я нажимаю, поэтому вдох не совпадает идеально, и я не успеваю втянуть его как следует. Но мои руки слишком заняты — я прижимаю к груди урну с прахом брата.

— Дыши, — требует Дом так, будто, если я не подчинюсь, он залезет мне в грудную клетку и заставит лёгкие работать сам. — Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Кивай, если нужна ещё одна доза.

Я киваю. И только теперь осознаю, что лежу у него на коленях. Он снова подносит ингалятор к моим губам.

— Нажимаю через три… два… один.

В этот раз мы всё делаем правильно, но проходит ещё пять минут и ещё один впрыск лекарства, прежде чем я перестаю хватать воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Прах, — хриплю я, понимая, что нам скоро надо возвращаться в самолёт. Хотя мой приступ, возможно, дал нам немного больше времени. Я не хочу смотреть через плечо Дома, чтобы проверить, наблюдает ли за нами кто-то из группы.

— К чёрту прах. К чёрту всё это, — огрызается он, прижимая меня крепче, но аккуратно, чтобы не сдавливать мне грудную клетку. — Я не позволю тебе умирать от астматического приступа, вызванного паникой, только ради какого-то дурацкого расписания.

Я моргаю и смотрю на него. Вижу на его лице гримасу,