Торговец цветами - YeliangHua

Его ладони все еще обхватывали подбородок Чу, и тот не пытался вывернуться — но одним лишь взглядом сейчас этот мужчина мог бы заморозить ад.

Вэйюй тоскливо подумал, что хотел бы, чтобы Ваньнин снова проявил к нему хоть немного доверия — но Чу скорее доверился бы первому встречному с улицы, чем ему. И, возможно, был прав.

Другим его желанием было, чтобы его учитель сменил холодность на тепло, которое, казалось, раньше неуловимо смягчало его обычно надменно поджатый рот и стальной блеск глаз…

Мо Жань покачал головой. Он упал бы на колени перед этим человеком, если бы тот проявил к нему хоть половину того тепла, что существовало между ними всего неделю назад.

А потому все его желания можно было просто выбросить из головы. Как несбыточные грезы. Кроме одного.

— Я хочу, чтобы ты был моим, — тихо проговорил он, внезапно решив, что слишком устал от этого фарса. — Ты ни в чем не виноват, но, когда я думаю о тебе, я не знаю, чего мне хочется сильнее: перегрызть тебе глотку и выпить твоей крови, или ласкать тебя до потери сознания, слушая, как ты стонешь мне в шею… Ваньнин, посмотри на меня. Я думаю о тебе почти постоянно. Думаю, что произошло между нами тогда… — он снова сжал подбородок Чу, но сделал это удивительно мягко.

Ваньнин не предпринимал попыток защитить себя — и только продолжал смотреть на Мо Жаня абсолютно меланхоличным взглядом, в котором сквозила отстраненная грусть.

Он словно был где-то вне этого мира — отключив Вэйюя как назойливый раздражитель.

Не слышал ни слова из сказанного? Не знал, как реагировать? Или… просто не желал слышать?

Почему он выглядел так, словно вот-вот расплачется?..

— Чу Ваньнин!.. — Мо Жань позвал его, чувствуя, как вскипает от злости. — Мать твою, как же я ненавижу тебя!!!

Он резко отстранился, выпуская мужчину из своих рук, тяжело дыша. Перед глазами неожиданно заплясали красные точки, а в висках загудело. Если бы он не отошел от Чу на безопасное расстояние, неизвестно, что мог бы натворить… Ему нужно было взять себя под контроль. Прямо, бля*ть, сейчас!..

«Я, правда, только что сказал ему все это в лицо?..» — в ужасе поразился он.

Балетмейстер Чу выдохнул, как если бы все это время задерживал дыхание. Он закрыл странно сверкнувшие влагой глаза и покачнулся на месте — а затем неожиданно зашелся резким кашлем, едва не сгибаясь пополам от приступа.

В следующую секунду его ладонь скользнула вперед, и Мо Жань едва успел перехватить его запястье и потянуть на себя — потому что Ваньнин пытался ухватиться за воздух и не ровен час просто упал бы.

Он больше не кашлял потому что не мог сделать полноценный выдох. Все, что ему оставалось — хватать ртом воздух, и бесконечно пытаться вдохнуть. И без того белоснежная кожа медленно приобретала нездоровый пепельный оттенок...

— Ваньнин!… — Вэйюй обхватил мужчину за плечи, а затем пошарил в кармане Чу, и, обнаружив баллончик, тут же попытался помочь балетмейстеру — но тот резко отвернул голову в сторону, упрямо пряча лицо в ладонях и продолжая надрывно вдыхать с ужасающими хрипами. И без того воспаленные глаза теперь буквально заливало слезами.

— Твою мать, Ваньнин!!! — Мо Жань резко повалил мужчину на пол, блокируя попытки сопротивления, и буквально заставил Чу вдохнуть лекарство. Тот неистово вырывался — впервые за этот день хоть какая-то реакция, отвечающая за самосохранение… Вот только направлена она была совсем не на то, чтобы спасти свою жизнь.

Ваньнин… он, что, собирался действительно позволить себе задохнуться?..

— Бл*ть!!! — Мо Жань вцепился в волосы Чу, а его лицо, искаженное дикой злобой, склонилось над Ваньнином. — Идиот!!! Совсем рехнулся?!!

Ваньнин снова дернулся, пытаясь высвободиться из захвата, но на этот раз Мо Жань не собирался позволить ему взять верх — он был слишком зол чтобы соображать, что причиняет Чу боль, и тот все еще слишком слаб.

— Я запру тебя нах*р и буду следить, чтобы ты ничего не выкинул!.. Ты... хоть понимаешь, что творишь?! — он вцепился в плечи Чу и буквально тряс его. Чу Ваньнин же был настолько ослаблен приступом, что не мог даже толком голову держать прямо, и потому с каждым рывком бился затылком об пол. — Чу Ваньнин, ты, бл*ть, слышишь меня?!!

Ваньнин окончательно обмяк в его руках, но его дыхание медленно восстанавливалось — и лишь взгляд неожиданно наполнился диким ужасом.

Он смотрел на Мо Жаня с таким выражением лица, словно увидел чудовище.

В это же мгновение у него завибрировал в кармане телефон — но Мо Жань был быстрее и успел перехватить его до того, как Чу сумел до него дотянуться. Продолжая придавливать мужчину к полу своим весом, он хмуро уставился на экран.

«Ши Мэй… какого х*ра он звонит тебе посреди ночи?!»

Он отбросил телефон в сторону, и тот продолжил жалобно жужжать откуда-то из угла. В тишине кухни звук казался особенно громким.

Мо Жань снова склонился к Ваньнину, глядя в расширенные от ужаса зрачки, которые, казалось, заполнили собой почти всю радужку. Их лица теперь разделяли всего несколько жалких сантиметров воздуха, так что он мог чувствовать, как прерывисто дышит Чу, и как неистово колотится его сердце.

— Ты хотел знать, почему я ненавижу тебя, — выдохнул он, и его ладонь неосознанно прикоснулась к затылку Ваньнина, мягко поглаживая ушибленное место. — Но что, если я ненавижу тебя только потому что ты не позволяешь себя любить иначе?..

Чу неожиданно замер, но ужас, расплескавшийся в его все еще слезящихся после приступа глазах, казалось, усилился тысячекратно.

— Правильно, Ваньнин. Смотри на меня, — прошептал Мо Жань, щекоча дыханием сжатые в тонкую линию губы.

Его пальцы продолжали гладить длинные шелковистые пряди, прикасаться к разгоряченной шее и острому подбородку. Чу Ваньнин тут же зажмурился и попытался уклониться от прикосновения — это было единственное, что ему оставалось, потому что его руки Мо Жань удерживал крепко зажатыми.

— Такой красивый… — Мо Жань усмехнулся, а затем, резко сдавив пальцами шею Ваньнина, мягко притронулся к его губам своими, продолжая каким-то невероятным образом шептать сквозь поцелуй. — Я чувствую твой пульс. Скажи, это страх заставляет твое сердце биться чаще?..

Но Ваньнин молчал, буквально сцепив челюсти. Лицо его выражало